Дзен футбола
Шрифт:
И не надо! Инфляция учености заставляет нас пересмотреть все, что ее составляет. Сдавшись спрессованному Интернетом «разуму масс», я не собираюсь, как Каспаров, соперничать с машиной. Разделим сферы и наметим рубежи. Отдав чужое, оставим свое себе. Пусть компьютер владеет униженными доступностью фактами. Эрудиция не должна кормиться крошками с чужого стола. Ее достойны только те знания, что вступают в реакцию с душой, вызывают в ней резонанс и оставляют на лбу морщины.
Никто не знает, откуда берутся такие знания. Поэтому, отправляясь в свободный поиск, я отпускаю вожжи, отказываясь сформулировать вопрос на убогом языке, понятном даже компьютеру. Вместо этого я устилаю пол открытыми книгами. Улов тем богаче, чем шире бумажный водоворот, листающий страницы монографий и антологий. Мы находим в них то, чего не искали - попутное, забытое, противоположное. Эрудиция чревата гибридными - неузнаваемыми - плодами: когда одно рождает другое, часто - случайно.
Такие сюрпризы мне дороже
". '? •??? ПАМЯТИ НОЧИ
том, что отключилось электричество, я узнал только тогда, когда испуганно пикнул компьютер с разрядившейся батарейкой. Осмотревшись, я понял, что кондиционер не работает, радио молчит, солнце садится. На Нью-Йорк опускался знаменитый блэк-аут 2003 года. Живописный закат на моей стороне Гудзона не предвещал стоявшему на другом берегу Манхэтте-ну ничего особенного. Только когда жаркие су мерки стали сгущаться в безлунную тьму, выяс нился масштаб драмы. Наползая на город, темнота съедала его, как история. Теряя небоскребы, остров пятился в прошлое - в небытие.
Постепенно Нью-Йорк исчез, оставив вместо себя непрозрачные глыбы тьмы, о назначении которых местным было трудно вспомнить, а приезжим догадаться. Когда, подавленный происходящим и смущенный навязанным бездельем, я вышел из дома, оказалось, что улицу заполнил онемевший народ. О присутствии толI пы можно было узнать, лишь уткнувшись в спи• ну соседа. В темноте обычно говорят шепотом, • эта ночь навязала молчание.» • Я впервые ощутил ее безмерную власть пото«му, что она явила себя там, где о ней уже забыI ли. На рыбалке, скажем, ночь тоже черна. Но j ведь у нее в гостях другого и не ждешь. Темно«та на природе - аттракцион, умышленное вро! де палатки неудобство. Тут, однако, не мы вы; брали ночь, а она нас. I Дождавшись своего часа, ночь поставила I всех на место. Короткое замыкание просто от• менило цивилизацию. Без нее же, как быстро» выяснилось, нам нечего делать, разве что - • лечь спать.» ' Зачем человек спит, ученые не знают, а я до-I гадываюсь: чтобы не оставаться наедине с но-» чью. Ее величие исключает панибратство. Гре-I ки искали в Ночи источник мира, веря, что она; первой родилась из Хаоса. Поэтому Гесиод Hall зывал ее не только сестрой, но и матерью Дня.; (В нормальной, нечеловеческой жизни свет • ведь и правда меньше тьмы, да и встречается I реже, что легко доказать, разделив площадь неI ба на число звезд.) t Чтоб не видеть ночи, мы спим с ней, зачиная; сны. Начиняя ими наши души, ночь оправдыва• ет себя - если ей, конечно, не мешают.
Как всем сакральным, ночью нельзя пользо- ", ваться всуе. Ее тихие часы предназначены для • высокого - стихов, молитв и тоталитарной вла- «сти. Поэтому жгли свечи поэты, вставали к заут-* рене монахи, и никогда не гасло окно в кабине- «тах Ленина, Сталина и Муссолини. Другим, что- «бы понять ночь, надо переболеть бессонницей.;
Мучаясь ею, я часто бодрствую в сокровен- «ные часы - с трех до шести. По китайскому сче- I ту это - время инь, когда сон ткет ткань яви,* ночь образует завязь дня и - добавляет статис-* тика - чаще всего умирают люди. Не зря пред-* утренние часы называют «глухой ночью». В эту «пору мир нас не слышит, а мы его и подавно.* Но когда нас ничто не отвлекает от себя, нам* труднее отвлечься на постороннее. Что и дела-* ет ночь опасной:;
«When I am alone, - поют ковбои.
– I am in a bad company».
Страшась всего непонятного, прогресс на- «шел свой компромисс с ночью: он ее отменил* там, где смог.*
– Филадельфию, - скажет патриот нашего* города, - закрывают в девять вечера, зато Нью- «Йорк вообще не спит. •
Об этом знают все, кто подлетал в темноте к I Нью-Йорку, ибо в офисных башнях никогда не* гасят свет. Расходы на лишнее электричество» оплачивает муниципалитет, рассчитывающий I что веселая слава города заставит раскошелить • ся его гостей.» I Согласно распространенному, но неправде • подобному суеверию, разврат разворачивается • ночью. Надеясь на это, позолоченная молодежь; двух континентов сделала своей зимней столи • цей приполярный Рейкьявик, где можно танце I вать до утра, наступающего только летом. I Куда успешнее, однако, с ночью борются не I праздники, а будни, открывшие коммерческие I преимущества круглосуточного существования. • Не исчерпав пространством колонизаторского I зуда, мы распространили экспансию на время, • заставив ночь на нас трудиться. I Я еще помню, как это началось, когда напро-I тив моего дома открылся супермаркет с пуэрто• риканским акцентом - «Масапа». Помимо на-I звания, его неоновая вывеска обещала, что ма-» газин будет работать, как собиралась вся Амери• ка: «24/7», то есть - всегда. На двери, однако, • висел старомодный амбарный замок. • Сегодня такого не увидишь. Каждый пятый I трудящийся американец работает в ночную сме• ну. Все остальные этим пользуются - в этой • стране никогда ничего не закрывается: магази• ны, прачечные, университетские библиотеки, • кафе-мороженое. •
ПАМЯТИ КОСМОСА
Теперь уже трудно поверить, что так было не I всегда и не всюду. Четверть века назад, впервые «приехав в Лондон, я с удивлением выяснил, что I английский телевизор в отличие от американ-* ского знает, когда ему ложиться спать. Послед- • няя программа шла до полпервого и называлась* «Звезды смотрят вниз». j - Про гороскопы, - сказала жена.* - Битлы, - возразил я.* Спор разрешил астроном с указкой, объясня- • ющий зрителям, что они смогут увидеть, если I поднимут голову к ночному небу. •?;: •??: '; -?;:?;'.??••???? I»*»1»' •**» а*» s* а ж «»* Ф» ®*» да* «**** s» «** ss** «***** ж*» 8** «** s**;::
!; Т Т епонятно даже, чего мы так всполоши-* JL Хлись. А ведь в моем детстве космос был | популярнее футбола - даже среди взрослых. • Уже много лет спустя я сам видел улыбку на ли1 цах суровых диссидентов, когда они вспомина* ли полет Гагарина. • С него, писали отрывные календари, начаI лась новая эра. Но она быстро завершилась,* когда выяснилось, что человеку там нечего де• лать. Мы не приспособлены для открытого* пространства - нам нужно есть, пить и возвраI щаться обратно. Беспилотные устройства сто1 ят дешевле, пользы приносят больше, не треI буют человеческих жертв и не приносят сла• вы. Мы же стремились в космос, чтобы запа* хать эту целину под символы. Чем только ни | был для нас космос: новым фронтом в «холод* ной войне», зоной подвигов, нивой рекордов,; полигоном державной мощи, дорогостоящим • аттракционом, рекламной кампанией, наконец - шикарным отпуском. Чего мы не нашли I в космосе, так это смысла.*
Говорят, Армстронг больше всего боялся I забыть исторические слова, которые Он про-* изнес, впервые ступив на чужую почву. И то:» оставленный им след исчезнет позже Земли и I вместе с Солнцем. Этим, однако, все и кончи-* лось.*
– Мы открыли Луну, - объясняют истори-* ки, - как викинги - Америку: преждевременно. •
Поэтому ни мы, ни они не знали, что делать I со своим достижением. Эта параллель даже точ- • нее, чем кажется на первый взгляд. Космос был» Новым Светом, где разыгрывался карамболь: уязвленной совести и подспудных страхов. В нашем больном воображении любые контакты с неземным разумом следовали земному сценарию: либо мы, либо они были индейцами. Хорошо зная, чем это кончится, мы все равно рвались в космос. Зачем?
В романе трезвого Лема вернувшийся со звезд герой говорит, что полет того бы не стоил, даже если б «мы привезли обратно восьминогого слона, изъясняющегося чистой алгеброй».
Об этом редко говорят вслух, но ведь можно догадаться, чего мы подспудно ждали. Космос послужил новым импульсом теологической фантазии. Когда философия исчерпала двадцатипяI тивековые попытки найти душе партнера, за де* ло взялись ученые. Не в силах вынести молча* ния неба, мы мечтали вынудить его к диалогу. J Не понятно, на что мы рассчитывали, что хоте-«ли сказать и что услышать, но ясно, что мы от-I правились в космос, надеясь выйти из себя. Бе* да в том, что мы не нашли там ничего такого,* ради чего бы это стоило делать. Кое-кто из ас-» тронавтов, правда, открыл Бога, но на Земле,* анев небе.* Для меня космический век закончился фоI тографией Марса. Первая «звезда» на вечер* нем небе, он нам никогда не давал покоя. Жи-I вя на третьей планете, мы невольно приписа-; ли второй - свою молодость, а четвертой - I свою старость. Эта фантастическая хроноло-I гия побуждала ученых искать на Марсе выми* рающих братьев по разуму. Так, астроном Ски-I апарелли составил подробную карту планеты с* несуществующими каналами. Маркони утверж* дал, что ему удалось поймать закодированный J радиосигнал марсиан. Поверив ему, американ* ское правительство объявило трехдневное ра-, диомолчание, но Марс его так и не прервал.; Куда успешнее действовали писатели. Алексей I Толстой даже устроил на Марсе пролетарскую; революцию. В его «Аэлите» меня больше всего* занимало меню бедных марсиан: дурно пахну* щее желе и опьяняющая жидкость с ароматом* цветов. В таком обеде легко узнать студень с* одеколоном, или, вспомнив «Петушки» Венич-* ки Ерофеева, - вымя с хересом…* Но, увидев драгоценный снимок, я понял, • что мы никогда не найдем на Марсе ни сорат-* ников, ни собутыльников, ни собеседников. Гля-* дя на безжизненный, лишенный тайны и вели-* чия, попросту - скучный, хоть и инопланетный! ландшафт, я впервые с тоской подумал: - Может, мы и правда - венец творения? И это значит, что нам не с кем разделить бре-; мя ответственности за разум, что помощи ждать неоткуда, что Земля - наш Родос, и нам не остается ничего другого, как прыгать - здесь, сей час, всегда.