Джанга с тенями
Шрифт:
— Не улавливаю связи. При чем здесь я?
— Во-первых, отдашь линга Сурку…
— Я могу передать его и здесь, — перебил я гоблина.
— Во-вторых, — невозмутимо продолжил Кли-кли, — Миралисса попросила тебя осмотреть дом и сказать, сможешь ли ты в него забраться и слямзить ключ из-под носа у хозяйских слуг.
— Слямзить? Из-под носа? — эхом переспросил я. — Я?
— Ну не я же! Ты ведь у нас вор!
Крыть было нечем. Я взял с подушки линга и, посадив его себе на плечо, произнес:
— Пошли. Куда идти-то, знаешь?
— Угу. Медок утром пришел и все мне рассказал.
— Да, дай мне минутку, у меня тут дельце небольшое, — произнес Мумр, доставая из-под кровати страшный двуручник.
Кли-кли с подозрением посмотрел на жутко довольного воина, но от комментариев воздержался.
— Но учти, — предупредил я гоблина, выходя из комнаты. — Пока я не позавтракаю, ни о каких прогулках по городу не может быть и речи.
— Нисколько в этом не сомневался. Будет тебе завтрак. Мастер Квилд уже давно накрыл стол.
— Фонарщик, ты куда? — спросил Кли-кли у Мумра, когда после обильного завтрака мы вышли из трактира.
— Я сейчас, — невразумительно ответил нам воин и скрылся за углом.
— Чего это с ним? — удивленно спросил у меня гоблин, как будто я только и занимаюсь тем, что разгадываю мысли Фонарщика.
Я, естественно, ничего Кли-кли не ответил, а Угорь лишь недоуменно пожал плечами. Фонарщик появился спустя минуту. На плече у воина лежал огромный сверток, из которого торчали грабли и метла.
— Решился заняться добровольной уборкой Ранненга? — Наверное, Кли-кли подумал, что Мумр сошел с ума.
— Ну ты и гусь, Фонарщик! — восхищенно усмехнулся Угорь. — Думаешь, стража не проверит, отчего метла и грабли занимают так много места и завернуты в эту дерюгу?
— Стража проверяет только карманы жителей этого славного города. Грабли представляют для стражи такой же интерес, как дворцовый этикет для воробушков! — хохотнул очень довольный собой Фонарщик.
— А я догадался, что у тебя там кроме метлы и граблей! — торжествующе сказал Кли-кли и в восторге от собственной проницательности запрыгал на одной ножке.
Я тоже догадался — любимый двуручный биргризен Мумра. Хитрец завернул его в тряпки вместе с граблями и метлой, резонно полагая, что бдительная стража Ранненга не станет проверять такой малопривлекательный для них сверток.
— А чего же ты его сквозь двери не вынес, а в окошко выкинул? — полюбопытствовал шут.
— Если сквозь двери, Дядька бы заметил.
Резонно. Дядька бдительно следил за Дикими. Десятнику не очень-то хотелось платить деньги страже за провинившихся воинов…
Теперь Мумр был единственным в нашей компании, кто обладал хорошим оружием. Если будет стычка, то к моему кинжалу и гарракским дагам Угря (метательные ножи шута не в счет, они у него, как видно, для красоты) присоединится клинок Фонарщика.
Огромный двуручный меч, предназначенный для прорубания брешей в рядах линейной пехоты противника и уничтожения копий и пик, размерами мог поспорить чуть ли не с самим Мумром. А уж о тяжести этого клинка я мог только предполагать.
Ножен для биргризена попросту не полагалось, и Мумр таскал меч, взвалив его на плечо, а когда ехал на лошади, то просовывал его в специальные петли возле седла. Ничего удивительного, что при такой жизни лошадь Мумра отличалась вздорным характером. Животина попросту постоянно нервничала и боялась, что во время скачки Мумр ненароком приготовит из нее фарш.
В тот день, когда я увидел оружие Мумра в первый раз, вообще не поверил, что Фонарщик умеет владеть биргризеном. Техника работы и фехтования клинками такой длины, как я слышал, была крайне сложна, и для нее требовался не только опыт, но и физическая сила намного большая, чем у невысокого и хлипкого, на первый взгляд, человека. Но Сурок уверил меня, что Мумр способен перерубить страшным двуручным мечом летящего комара, и у меня отчего-то не возникло сомнений на этот счет. К тому же еще одним доказательством мастерства Фонарщика было золотое тиснение дубового листа на рукояти меча, говорившее о том, что владелец оружия — Мастер длинного клинка. Мумр — Мастер и почти что бог на поле боя и среди воинов-мечников. Таким, как он, в регулярной пехоте платили полновесным золотом наравне с тяжелыми кавалеристами, а то и поболе.
Но, думаю, не стоит терять время на описание любимой игрушки Мумра, тем более что утро сегодня выдалось замечательнейшее. Птички пели, радуясь лету, цветочки цвели, небо голубело, травка зеленела, солнышко светило. Если не вспоминать о том, что у нас из-под носа украли ключ и что мы до сих пор ничего не знаем о судьбе Горлопана, день казался чудесным.
— Далеко нам идти, Кли-кли? — спросил я у гоблина.
— Не очень, — пробормотал шут.
Правой рукой он держался за мой рукав и прыгал на одной ножке на радость себе и прохожим. Отодрать его от себя мне не удалось, шут вцепился в рукав рубахи, как клещ впивается в собаку, так что пришлось перейти к увещеваниям. На вежливую и проникновенную просьбу прекратить валять дурака и идти как все нормальные люди на двух, а не на одной ноге, Кли-кли ответил мне отказом, и пришлось не обращать на гоблина-попрыгунчика внимания. Ну не драться же с ним на виду прохожих, право слово!
— Насколько не очень? — вновь спросил я у Кли-кли после очередной безуспешной попытки выдрать рукав из цепких рук гоблина.
— Ну с часок, — безразлично ответил Кли-кли и перепрыгнул через лежащую на дороге палку. Я застонал.
— Но нам же надо в южную часть города на Пестрый холм. До него топать и топать.
— Вот в том-то и дело, что кому-то топать, а кому-то прыгать и строить из себя дурака, — не удержался я от комментария.
Кли-кли был горазд весь этот час пропрыгать на одной ножке и не отпустить мой рукав.
— Прости, но карету нам сегодня не подали, — съязвил королевский шут.
Гаденыш откровенно наврал, наверное, чтобы меня позлить. От трактира до нашей цели идти было не больше двадцати минут.
Улица, ведущая к Пестрому холму, забиралась на него под немыслимым углом. Пока я добрался до района Больших шишек, с меня, в отличие от воинов, сошло семь потов, и слава Саготу, что гоблин меня все же отпустил и сейчас шел сам по себе.
— Вот бы прокатиться! — почти на самой вершине холма мечтательно пробурчал шут.