Джастин
Шрифт:
Ева облегченно выдохнула. Но вдруг снова подкралось раздражение, которое она не смогла сдержать:
– Придурок! – выкрикнула она.
– Ева! – из библиотеки тут же раздался встревоженный голос мамы.
– Ой, – Ева замолчала.
Она была старше Джастина на год. Но вела себя намного взрослей и серьезней, хотя ей и было всего восемнадцать. Последнее время она очень злилась на брата из-за разных его глупостей и выходок. Она часто ссорилась с ним, бранилась, жаловалась маме, пыталась выловить в перерывах между делами отца, чтобы тот поставил Джастина «на место». Многие поступки брата она расценивала, как самые бездумные и дурные. Называла его ленивым котом, который гулял сам по себе и плевал на семью; обвиняла в том, что он, «болван неотесанный», не посещал школу, в том, что он самый глупый человек на свете, раз пытался жить, прожигая дни гуляньем. Но как бы ни ругалась Ева, как бы она ни пыталась пожаловаться маме, она проигрывала, и это ее злило.
Разумеется, перед тем как кричать, она испробовала кучу способов мирно пообщаться. Однако все они увенчались неудачей. И в последнее время ничего, кроме раздражения от собственного бессилия, у Евы не осталось. Никакого удовольствия от ссор она не испытывала, но из последних сил старалась вразумить брата всеми возможными способами.
Ева думала о брате, а когда успокоилась, встала с дивана. Она направилась в библиотеку, где миссис Свуит устроилась в уютном кресле, читая книгу в роскошном коричневом переплете.
– Мама, – истошно протянула Ева, притворяя за собой дверь. – Ну почему ты сидела тут? Ты могла мне помочь…
Ева приблизилась и тихонько опустилась в кресло, которое стояло рядом, за круглым столом. Все в комнате было покойно. Прозрачный свет тяжело падал на пол и стеллажи, обволакивал рояль и растворялся в тени у входа в комнату. Мама удивленно посмотрела на дочь и снова опустила взгляд в книгу.
– Разве я должна была помогать? – ровно ответила миссис Свуит, продолжая читать. Свет отражался шелковым блеском на ее ладонях. На щеках легкой тенью выделялся румянец. Ева всегда восхищалась маминой красотой, но в последнее время все чаще стала замечать усталость на ее лице.
– А разве нет? – подняв от удивления брови, выговорила дочь.
– Разве? Вы всегда так себя ведете: ссоритесь, миритесь. Это нормально.
– Причем тут ссоры? – Ева оживленно помотала головой и потянулась к матери. – Мам, ты что, не понимаешь что ли? Он опять ушел! Ну, скажи ты отцу! Пусть он его накажет! Ладно, ну, пусть хоть поговорит!
Миссис Свуит перестала читать. С тяжелым вздохом она закрыла книгу, утомленно посмотрела на дочь, опустила глаза и сладко, нежно и очень медленно произнесла:
– Ты же знаешь, он не станет слушать. Тем более Генри.
– А ты на что?
Миссис Свуит приоткрыла рот, но сразу ничего не смогла ответить на упрек. Она ненадолго задумалась, глубоко переживая свою беспомощность внутри, а потом обратилась к дочери, обхватив ладонью ее руки, твердо упирающиеся в стол.
– Пойми, дорогая, есть вещи, которые я не могу убрать из его головы, как бы ни старалась. А иногда, копаясь в них, я могу сделать только хуже.
– Никто не просит их убирать! С ними нужно жить, но по-другому, – Ева знала, что мама не в силах что-либо изменить по каким-то непонятным девушке причинам. Но и сама она никак не могла справиться с братом.
– Когда он вернется, сказал? – с грустью поинтересовалась мама.
– Да, – почти шепотом ответила Ева. – Завтра… И, я абсолютно уверена, он не соизволит посетить школу!
Миссис Свуит удрученно покачала головой:
– У нас у всех сейчас сложный период… А насчет школы я с ним поговорю.
Миссис Свуит всегда трепетно относилась ко всем, кто ее окружал, и самые нежные чувства она, несомненно, питала к своим детям. Она знала их и любила всякими, принимала безоговорочно, но старалась показать жизнь в лучших традициях и нормах современного общества. Ева, как девочка, оказывалась под большим влиянием этих норм, но при этом добровольно шла по пути, который предлагала мать. А вот Джастин… С ним периодически возникали трудности, с которыми приходилось разбираться всей семье. Миссис Свуит очень переживала за судьбу обоих детей, но жизнь вынуждала особенно беспокоиться за Джастина. Из-за этого мать не могла обращаться с сыном излишне строго.
глава 1. Будни
Джастин вернулся утром, часов в десять. Евы не было дома. Отца, конечно, тоже. А мать, по его мнению, наверняка спала, поэтому не слышала, как он вернулся.
Первым делом после возвращения домой Джастин тоже ложился спать. Где придется. И чаще всего на диване в гостиной. К счастью, Мэри никогда не вмешивалась в вопросы воспитания, чем Джастин бессовестно пользовался. Прямо на глазах у женщины он мог позволить себе ввалиться в дом и без лишних слов опрокинуться на диван и нагло уснуть. По мнению Джастина, отцу до него не было никакого дела, а мать слишком изнежилась. Порой ее аккуратные вопросы и намеки вставали поперек горла. Иногда Джастину было стыдно за подобные мысли. Но только тогда, когда он сталкивался с кем-нибудь из родных лицом к лицу. Хотя, если выпадало наткнуться на Еву, отвращение вновь возвращалось уже через несколько ее занудных замечаний.
Последние несколько лет они с сестрой не очень-то ладили. Братская любовь к родной сестре меркла, как только она брала на себя смелость отчитывать Джастина. Бесконечные попытки проникнуть в его мысли отбивали всякую охоту считаться с ее мнением. Джастин игнорировал ее или отмахивался. Или делал то и другое. Со своими проблемами он старался разбираться сам теми способами, что были ему доступны. И от раза к разу борьба с неприятностями возвращала его к ночным прогулкам и экстремальным видам спорта, и это работало. Все шло своим чередом, а Ева пыталась разрушить хрупкий баланс, дававшийся Джастину с огромным трудом. Ее тонкой и неиспорченной натуре следовало держаться подальше от разборок в запущенной жизни брата. Со стороны все выглядело довольно гладко. Он смеялся, общался с людьми, занимался спортом, ходил в школу. У него были родные, семья, друзья. Если откинуть все бестолковые попытки Евы вправить Джастину мозги, он определенно ее любил. Еще с детства знал, что с сестрой ему повезло. Она красивая, добрая (когда не злилась), самоотверженная. Но когда она притворялась всезнайкой и воспитателем, лучше бы не подходила к Джастину. К несчастью, в последнее время она слишком увлеклась нравоучениями. Недомолвки и разногласия, в конечном счете, привели лишь к тому, что, как только Ева намеревалась поздороваться с братом, он уже начинал щетиниться, ожидая подвоха.
На взгляд Джастина, хоть и излишне вяло, но все шло так, как и должно было. К его образу жизни постепенно привыкли друзья. Просто освоили новые способы поведения в его присутствии. Учителя познакомились с новым Джастином. В отличие от остальных, учителей его поведение смущало меньше всех. В семнадцать лет у каждого были свои проблемы. И кто-то быстро избавлялся от них, а кто-то не очень. То, что Джастин превратился из маленького приветливого мальчика в огрызающегося подростка, никого не удивляло. Иногда казалось, что все забывали о нем. А иногда хотелось, чтобы было именно так. У огромного количества ребят в школе к Джастину находилась масса претензий. По большей части, необоснованных, раздутых и жалких, как об этом думал сам Джастин. И лишь с одной причиной он никак не мог спорить. Приходилось обороняться. В такие дни, когда к Джастину приставали в надежде задеть его посильнее, он возвращался домой подавленным.
Этот день не стал исключением. Подавленность возникла еще далеко за пределами школы, охватила Джастина с головой. И в очередной раз он переступил порог дома разбитым. Не из-за одноклассников, а потому, что вновь поддался воспоминаниям. Почему Дэрек то и дело цеплялся к нему, было ясно, как белый день. Но почему Джастин не мог с этим ничего поделать, и почему, не смотря на все попытки отвлечься и отдохнуть, за плечами все равно ощущался груз, и память не позволяла расслабиться, подкидывая картинки прошлого, он не понимал. Тяжесть тащилась за ним попятам, куда бы он ни шел, что бы ни делал, с кем бы ни встречался. Она мешала сосредоточиться, сбивала и заставляла ощущать себя лишним среди кого бы то ни было. От этого Джастин все больше погружался в отчаяние.