Джаз-Банда

Соя Антон Владимирович

На улице стоял довольно теплый октябрь, но великолепная десятка, все как один, были в черных длинных пальто и не закрывающих уши шерстяных шапках. Не расположись они в тот момент именно здесь и не достигни напряжение, повисшее в воздухе, такого уровня, что вот-вот произойдет взрыв и море поменяется местами с небом, то ребят вполне можно было бы принять за актеров какого-нибудь мюзикла. Или спортсменов, которых проспонсировала одна фирма, желая, чтобы они снялись в рекламе ее новой линии одежды, — десятеро из ларца, так сказать.

Общую

идеальную картину портили старые друзья — Бугай и Юрец, вертевшиеся рядом с главарем одинаковых парней — Куней. Бугай и Юрец сменили свои откровенные летние наряды на джинсы и спортивные кофты с длинными рукавами. Оба топтались на месте и дергались, словно кто-то тыкал их сотней маленьких иголочек. На фоне сохраняющих спокойствие, как истуканы с острова Пасхи, «близнецов» Юрец и Бугай казались суетливыми опоссумами.

— Ну? Где эта ваша «Веселая бригада»? — лениво, но сосредоточенно протянул главарь Куня.

Куня был серьезным и подтянутым мужчиной с разбитыми от занятий боксом лицом и кулаками. На вид ему было лет двадцать пять. Когда он говорил, кончик его носа едва заметно шевелился, что придавало профилю Куни какой-то трогательности и мягкости. Но его каменный взгляд темно-карих глаз, устремившийся в данный момент напрямую в серые волны, не оставил бы равнодушным ни одного смельчака. Поупражняйся Куня в тренировках, и смело мог бы разжигать своим взглядом костры.

— Я же говорил, говорил, — ажиотировался явно нервничающий Бугай, — говорил я, зассут они, не приедут, испугаются, беспредельщики деревенские. Скоты неразумные.

Все эти слова Бугай произнес за пару секунд. При этом умудрился несколько раз порывисто сплюнуть под ноги, заглянуть в глаза Куне, почесать свою коротко стриженную голову, пару раз шлепнуть по собственной ноге ладонью и закурить новую сигарету.

Было видно, что у Юрца, верного товарища Бугая, тоже поигрывали нервишки, но он все же держался куда спокойней своего огромного товарища. Да и двигаться ему было явно неприятно, резкие повороты доставляли острую боль.

— Куня, ты бы видел, ты бы только видел, как эти придурки одеты. Как Чарли Чаплин, ей-богу! И палят куда попало. Это какой-то дурдом на выезде!

— Слушай, Куня, — снова встрял беспокойный Бугай, — если они приедут, ты им по полной выставь, они какие-то совсем отмороженные! Или перегретые!

— Еще неплохо было бы у них тачки забрать, — продолжил Юрец. — Я одного коллекционера знаю из Питера, Родионом зовут. Так он за ЗИМ мать родную продаст, с тещей заодно. Мой старый дружок купчинский. Неплохая получилась бы сделка…

— Короче, — перебил его мечты спокойным и достаточно мягким голосом Куня, — у нас в девять часов самолет обратный из Сочи. А до этого мне еще Армену нужно меринов отогнать. Так что если ваши шуты не появятся в ближайшие две минуты, то я на вас стрелку переведу, и дело с концом.

Едва Куня произнес последнее слово, как послышалось грозное рычание машин, и из густых клубов пыли и дыма показались

долгожданные ЗИМы. В следующее мгновение моторы машин заглохли, и двери начали хлопать одна за другой. Пыль понемногу стала оседать, и сквозь мутноватую пелену взору питерских богатырей предстали трое заморских-южноморских. Эти здоровенные любители джаза — Пастух, Саныч и Пузцо — были в бронежилетах, у каждого в руках по пистолету, а на головах — котелки, небрежно надвинутые на глаза.

— Какая же это бригада, — слегка набычившись, сказал Куня Бугаю. — Это же три гада, а не бригада.

— Господа питерские, — громко и твердо произнес Пастух, — вы наехали на «Веселую бригаду». У нас через полчаса концерт, поэтому предлагаю обойтись без песен и сразу перейти к танцам.

— Чего ты тут трешь, клоун, — начал багроветь Куня. Казалось, еще минута — и из его ноздрей пойдет пар, как у мультяшного быка.

— Я надеюсь, что никто из вас не ходит в джаз-клуб на Загородном? — не обращал внимания Пастух на разгорающееся пламя во взгляде Куни.

— Че? Че ты там лопочешь, придурок? Иди ты со своим джазом…

— Ну и слава богу! — не дал закончить Пастух своему противнику.

В следующую секунду Пастух со своим скромным подкреплением начали палить из своих пистолетов как в тире, только по живым мишеням. Делали они это так быстро и слаженно, что выстрелы создавали ритмический рисунок из песни. Если бы не их сосредоточенность на нажатии курков, они бы лихо притопывали ногой в такт.

Прошло всего несколько секунд, и ни одна песня не успела бы закончиться так быстро, как эта. Но возле «гелендвагенов» лежали двенадцать обмякших трупов. Все как один, кроме Юрца с Бугаем, в черных пальто, испачканных дорожной пылью и теперь помятых.

Пастух и его весельчаки картинно сняли свои котелки и прижали к груди. Постояв так несколько секунд и изобразив при этом крайнюю скорбь, бригада победно улыбнулась и водворила свои котелки на их законное место.

— Ну что, быстро мы на сей раз отстрелялись. Слышь, Пузцо, ты в первой доле, мне показалось, слажал, — ехидно заметил честолюбивый Пастух.

— Не может быть такого! — оскорбленно ответил Пузцо. Он поправил съехавший на затылок котелок и искоса посмотрел на товарищей.

— Слажал-слажал, — в унисон Пастуху ответил Саныч, вытирая пот со лба белым платочком с вышитыми на нем инициалами.

Пузцо хотел было возразить и ему, но один из трупов зашевелился. Это был главарь черных пальто, статный красавец Куня. Он пытался что-то сказать, но из его окровавленного рта доносились только жалкий хрип и сипение. Дрожащей рукой он выхватил у мертвого товарища, который лежал почти на нем, пистолет и хотел было пальнуть, но здоровяк Пузцо среагировал быстрее. Он молниеносно выстрелил в шевелящегося живчика, успев сказать ему на прощание пару смачных нецензурных слов.

— Точно, слажал, — смущенно признался товарищам Пузцо, — надо больше репетировать.