Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
– Сильно? – негромко спросил он, у склонившего голову нукера.
Воин молча опустил голову ещё ниже:
– Когда я уезжал, он был жив.
– Чем его?
– Шашкой... Левую половину лица, левую руку, бок и ногу. Он, с тремя сотнями, погнался за меркитами, которые откололись от кераитов и спрятались в лесу. Ляо Шу прислал лучших лекарей. Темуджин каждый день заходит к нему в юрту. Субудей почти все время лежит без сознания.
На Чиркудая навалилось чёрное предчувствие. Он обхватил голову руками и медленно стал качаться
– Отдыхайте.
Нукер потоптался и ушёл.
Сочигель боялась, что-либо сказать, наблюдая за своим мужчиной, который не умел страдать, но почему-то страдал. Хоахчин тоже склонила голову и горестно закачала ею, из стороны в сторону.
– Он твой брат? – тихо спросила Сочигель.
Чиркудай подумал и негромко произнес:
– Нет... Но, наверное, он больше чем брат, – помедлив, неожиданно для себя стал неторопливо рассказывать, где они встретились, и кем были друг для друга. Как расстались, и как потом встретились вновь.
Сочигель слушала и сочувственно кивала головой, посматривая на притихших в десяти шагах командиров и простых нукеров, которые внимательно слушали повествование о прошлом их командира.
Они не заметили, как пролетела ночь. Оглянувшись, Чиркудай увидел в предрассветной мгле сидевших неподалеку воинов, но ничего не сказал. Вдали послышались выкрики погонщиков-уйгуров, запрягавших верблюдов в повозки. Донесся гул копыт табуна коней, который пригнали к лагерю дежурные нукеры. Чиркудай встал и, подозвав командира второй тысячи, сказал:
– Я поеду с охранной тысячей вперед, а ты поведёшь с тремя тысячами караван.
– Слушаюсь, Джебе-нойон, – кивнул головой командир и побежал к начавшему строиться корпусу.
– Хоахчин, – Чиркудай посмотрел на старуху. – Ты поедешь с караваном.
– Хорошо, Чиркудай, – согласилась Хоахчин, с кряхтением поднимаясь на ноги. Она не называла его Джебе. Сочигель тоже сказала в первый день, что он для неё – Чиркудай. Ему это почему-то понравилось.
На третьи сутки к вечеру, после бешеной скачки, Чиркудай и Сочигель во главе охранной тысячи, примчались в курень Субудея. Дорогу показывал гонец Темуджина.
Оставив Чёрного и Вороную за околицей, Чиркудай и Сочигель быстро прошли к юрте, где лежал Субудей. Караульные, узнавая туменного, вставали по стойке смирно, провожая его и женщину преданными взглядами.
В центре куреня, приостановившись около серой юрты, Чиркудай на минутку замер, и нырнул под полог. В слабом свете жирового светильника, он увидел маленькую китаянку, сидевшую в изголовье постели, около сложенных стопкой кошм. Чиркудай рассмотрел лежавшего без движения, замотанного в пожелтевшие от мазей повязки, человека. В юрте сильно пахло киданьским лекарством.
Китаянка вскинула глаза на вошедшего, но, узнав Чиркудая, очевидно видела раньше,
– Это твоя женщина? – неожиданно услышал он слабый, но знакомый голос.
Субудей внимательно смотрел одним глазом на Чиркудая, другой был скрыт повязкой.
– Моя, – подтвердил Чиркудай и, помолчав, спросил: – Сильно болит?
Субудей дышал часто и мелко. Разговаривать ему было трудно, поэтому он говорил кратко: – Сейчас, не очень...
Чиркудай оглянулся на Сочигель, стоявшую около входа. Увидев его глаза, она подошла к ним, и присела. Китаянка насторожённо и изучающе посмотрела на Сочигель, и перевела взгляд на Субудея.
– Она будет хорошая... – начал Субудей и прервал речь, натужно кашлянув. Отдышавшись, окончил: – Жена...
– Тебе тоже повезет, – произнес Чиркудай, поглаживая его руку.
– За ней ездил? – спросил Субудей.
– За ней, – подтвердил Чиркудай.
На улице послышался топот. Дверной полог откинулся, и в юрту вошли Темуджин с Джелме. Чиркудай привстал и хотел сказать, что всё выполнил. Но Темуджин махнул рукой, подошёл к Чиркудаю, и, неожиданно взяв его за плечи, потёрся волосатой щекой о щеку туменного. Он приветствовал его по степному обычаю, который так любил Тохучар.
– Не говори ничего, – негромко сказал Темуджин. – Я все знаю.
Вслед за ним к его щеке прижался расстроенный Джелме.
Темуджин молча покосился на отодвинувшуюся в сторону Сочигель, но ничего не спросил, очевидно, уже все про неё знал. Он подсел к Субудею, погладил его руку, и поинтересовался:
– Сегодня лучше?
– Не знаю... – выдохнул Субудей.
Темуджин помолчал, слегка отодвинувшись, освобождая место для Джелме, потрепал свою бороду и задумчиво проговорил:
– Мы не нашли тех, кто тебя ранил. Но я думаю, что в этом виноваты все меркиты. На них висит много грехов. Мы с ними посчитаемся, – Темуджин сделал паузу и, посмотрев на присевшего рядом Чиркудая, продолжил:
– Мой брат, Шаги-хутух пишет законы для всех племен в Великой степи, которые меня признают, и по которым будут жить. Я ему диктую. Там есть одно хорошее правило: мы все являемся родственниками. И если вред причинен кому-то из нашего войска или куреня, то значит, нанесено оскорбление родному брату. За такое преступление на виновного обрушивается кровная месть. Мы отомстим за тебя, – он посмотрел на Субудея. – А точнее: ты сам отомстишь за себя, – Темуджин поднялся на ноги, кивнул головой Субудею и, направляясь к выходу, приказал, взглянув на Чиркудая: