Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
– Завистники и лентяи...
– Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.
– Они же все – и Темуге-отчигин, и Хачун-беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.
– Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин
– Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги-хутух? – поинтересовался Тохучар.
– О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.
– Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.
– Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.
– Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.
– Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.
– Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.
В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.
– Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как-то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:
– Тебе бывает жалко человека, которого убил?
Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:
– Не знаю... Не думал об этом.
– А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?
– Нет, – честно признался Чиркудай.
– Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?
– Что?
– То, что ты такой спокойный.
Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:
– Мне кажется, что я таким был всегда.
– Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?
– Я не знаю.
– Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.
– Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу... А потом привезли в ваш курень...
Субудей непонимающе покрутил головой:
– Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?
– Да. Я и сейчас Чиркудай.
– А как ты относишься к имени Джебе?
Чиркудай задумался и медленно ответил:
– Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.
– Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?
– Не может, – согласился Чиркудай.
– Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.
– Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.
Субудей
– А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?
– Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.
– Понятно... А в шахматы кто играет?
– Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.
Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:
– Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?
– Знаю. Мне об этом говорил Худу-сечен.
Субудей покивал головой и добавил:
– Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.
– Я для себя тоже всегда Чиркудай.
Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.
На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.
Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.
На совещании опять поднялся вопрос о том, каким образом увеличить количество нукеров. Отгоны хороши до поры до времени, пока выглядят, как обычные разбойничьи вылазки. Но если за это взяться основательно, то по степи сразу поползет слух, что Темуджин готовится к войне за титул хана. И тогда их могут разгромить прямо здесь, на месте. Прирост же за счёт людей длинной воли идёт очень медленно.
– Думайте, командиры, – приказал Темуджин, после обсуждения самых разных вопросов.
– А может быть опять начать сговариваться с нойонами небольших племен? – предложил Бельгутей.
– Сейчас это не пройдет, – уверенно заявил Темуджин. – Они смотрят в рот Ван-хану и Джамухе, потому что они природные князья, а я всего лишь внук выборного хана. Я этого никогда не скрывал. Вы все это знаете, – Темуджин осмотрел командиров и махнул рукой, отпуская их, но, не изменяя своей привычке, добавил:
– Джелме, Бельгутей, Субудей, Чиркудай и Тохучар – останьтесь.
На улице стемнело. Темуджин повел пятерых командиров мимо многочисленных костров через свой курень, но не к своей юрте. На ходу он ворчал:
– Я побывал в ваших куренях, и мне не понравилось, что у вас темно. Прикажите жечь костры на площадках между юртами, как у меня. Но караулы пусть прячутся в тени, чтобы всё видеть, – он посмотрел на идущих за ним тысячников и повторил: – Как у меня.
– Я думал, что в курене пусто, – начал Тохучар оглядываясь. – А нукеры дежурят только около юрт командиров.