Джефф Питерс как персональный магнит
Шрифт:
– Мистер Фидл, - говорю я, - приподнимите-ка штору.
– Не Фидл, а Бидл, - поправляет меня молодой человек. А что, дядя Джеймс, - обращается он к судье, - не думаете ли вы, что вы могли бы скушать яичницу с ветчиной?
– Мистер мэр, - говорю я, приложив ухо к его правой лопатке и прислушиваясь, - вы схватили серьезное сверхвоспаление клавикулы клавикордиала.
– Господи боже мой, - застонал он, - нельзя ли что-нибудь втереть, или вправить, или вообще что-нибудь?
Я беру шляпу и направляюсь к двери.
– Куда вы?
– кричит мэр.
– Не покинете
– Уж из одного сострадания к ближнему, - говорит Бидл, вы не должны покидать больного, доктор Хоа-Хо...
– Доктор Воф-Ху, - поправляю я и затем, возвратившись к больному, откидываю назад мои длинные волосы.
– Мистер мэр, - говорю я, - вам осталась лишь одна надежда. Медикаменты вам не помогут. Но существует другая сила, которая одна стоит всех ваших снадобий, хотя и они стоят недешево.
– Какая же это сила - спрашивает он.
– Пролегомены науки, - говорю я.
– Победа разума над сарсапариллой. Вера в то, что болезни и страдания существуют только в нашем организме, когда вы чувствуете, что вам нездоровится. Признайте себя побежденным. Демонстрируйте!
– О каких это параферналиях вы говорите, доктор? спрашивает мэр.
– Уж не социалист ли вы?
– Я говорю о великой доктрине психического финансирования, о просвещенном методе подсознательного лечения абсурда и менингита внушением на расстоянии, об удивительном комнатном спорте, известном под названием персонального магнетизма.
– И вы можете это проделать, доктор?
– спрашивает мэр.
– Я один из Единых Сенедрионов и Явных Монголов Внутреннего Храма, - говорю я.
– Хромые начинают говорить, а слепые ходить, как только я сделаю пассы. Я - медиум, колоратурный гипнотизер и спиртуозный контролер человеческих душ. На последних сеансах в Анн-Арборе покойный председатель Уксусно-Горького общества мог только при моем посредстве возвращаться на землю для бесед со своей сестрой Джейн. Правда, в настоящее время я, как вы знаете, продаю с тележки лекарства для бедных и не занимаюсь магнетической практикой, так как не хочу унижать свое искусство слишком низкой оплатой: много ли возьмешь с бедноты!
– Возьметесь ли вы вылечить гипнотизмом меня? спрашивает мэр.
– Послушайте, - говорю я, - везде, где я бываю, я встречаю затруднения с медицинскими обществами. Я не занимаюсь практикой, но для спасения вашей жизни я, пожалуй, применю к вам психический метод, если вы, как мэр, посмотрите сквозь пальцы на отсутствие у меня разрешения.
– Разумеется, - говорит он.
– Только начинайте скорее, доктор, а то я снова чувствую жестокие приступы боли.
– Мой гонорар двести пятьдесят долларов, - говорю я, излечение гарантирую в два сеанса.
– Хорошо, - говорит мэр, - заплачу. Полагаю, что моя жизнь стоит этих денег,
Я присел у кровати и стал смотреть на него в упор.
– Теперь, - сказал я, - отвлеките ваше внимание от вашей болезни. Вы здоровы. У вас нет ни сердца, ни ключицы, ни лопатки, ни мозгов - ничего. Бы не испытываете боли. Признайтесь, что вы ошиблись, считая себя больным. Ну, а теперь вы, не правда ли, чувствуете, что боль, которой у вас никогда не бывало, постепенно уходит от вас.
– Да, доктор, черт возьми, мне и в самом деле стало как будто легче, - говорит мэр.
– Пожалуйста, продолжайте врать, что я будто бы здоров и будто бы у меня нет этой опухоли в левом боку. Я уверен, что еще немного, и меня можно будет приподнять в постели и дать мне колбасы с гречишной булкой.
Я сделал еще несколько пассов.
– Ну, - говорю я, - теперь воспалительное состояние прошло. Правая лопасть перигелия уменьшилась. Вас клонит ко сну. Ваши глаза слипаются. Ход болезни временно прерван. Теперь вы спите.
Мэр медленно закрывает глаза и начинает похрапывать.
– Заметьте, мистер Тидл, - говорю я, - чудеса современной науки.
– Бидл, - говорит он.
– Но когда же вы назначите второй сеанс для излечения дядюшки, доктор Пу-Пу?
– Воф-Ху, - говорю я.
– Я буду у вас завтра в одиннадцать утра. Когда он проснется, дайте ему восемь капель скипидара и три фунта бифштекса. Всего хорошего.
На следующее утро я пришел в назначенное время.
– Ну, что, мистер Ридл, - сказал я, как только он ввел меня в спальню, - каково самочувствие вашего дядюшки.
– Кажется, ему гораздо лучше, - отвечает молодой человек.
Цвет лица и пульс у мэра были в полном порядке. Я сделал второй сеанс, и он заявил, что последние остатки боли у него улетучились.
– А теперь, - говорю я, - вам следует день-другой полежать в постели, и вы совсем поправитесь. Ваше счастье, что я очутился здесь, на вашей Рыбачьей Горе, мистер мэр, так как никакие средства, известные в корнукопее и употребляемые официальной медициной, не могли бы вас спасти. Теперь же, когда медицинская ошибка обнаружена, когда доказано, что ваша боль самообман, поговорим о более веселых материях - например, о гонораре в двести пятьдесят долларов. Только, пожалуйста, без чеков. Я с такой же неохотой расписываюсь на обороте чека, как и на его лицевой стороне.
– Нет, нет, у меня наличные, - говорит мэр, доставая из-под подушки бумажник; он отсчитывает пять бумажек по пятидесяти долларов и держит их в руке.
– Бидл, - говорит он, - возьмите расписку. Я пишу расписку, и мэр дает мне деньги. Я тщательно прячу их во внутренний карман.
– А теперь приступите к исполнению ваших обязанностей, сержант, - говорит мэр, ухмыляясь совсем как здоровый.
Мистер Бидл кладет руку мне на плечо.
– Вы арестованы, доктор Воф-Ху, или, вернее, Питерс, говорит он, - за незаконные занятия медициной без разрешения властей штата.
– Кто вы такой?
– спрашиваю я.
– Я вам скажу, кто он такой, - говорит мэр, приподнимаясь на кровати как ни в чем не бывало.
– Он сыщик, состоящий на службе в Медицинском обществе штата. Он шел за вами по пятам, выслеживал вас в пяти округах и явился ко мне третьего дня, и мы вместе придумали план, чтобы вас изловить. Полагаю, что отныне ваша практика в наших местах кончена раз навсегда, господин шарлатан. Ха, ха, ха! Какую болезнь вы нашли у меня? Ха, ха, ха! Во всяком случае не размягчение мозга?