Джек Абсолют
Шрифт:
— А теперь ты думаешь, что любовь заканчивается смертью. Эта земля, наша земля, наводит тебя на такие мысли.
— Нет, — возразил Джек более резко, чем хотел, — не думаю.
Что бы ни воображал на сей счет его друг, Джек Абсолют вовсе не жил прошлым. Он оплакал былое и двинулся дальше.
Но все же... Тайная тропка, ведущая на вершину утеса, запах белого кедра, смех женщины, разносимый ветром. Восстающие из небытия призраки.
Ате присмотрелся к Джеку и, покачав головой, сказал:
— Будь осторожен.
— В каком смысле?
Индеец
— Я видел тебя раньше. Много, много раз. Ты быстр, как любой воин клана Волков, так же хорош в бою с ружьем или томагавком. Но одно делает тебя непохожим на нас: в том, что касается женщин, ты глуп. Только в этом, но очень глуп.
Джек вновь ощутил прилив старого гнева. Это был давний спор, который все равно ни к чему не мог привести.
Он не слышал, как исчез Ате. Уход ирокеза был столь же бесшумен, как и его появление. Но зато другие шаги он различил и тотчас узнал по той мягкой решимости, с какой эти каблучки стучали по палубе. За пять недель плавания из Англии он научился узнавать их. Что бы там ни говорил Ате о его «глупости».
— Привет от генерала, капитан Абсолют. Компания уже собирается.
Она стояла перед ним в новом наряде, который, видимо, приберегала специально для этого ужина. Нэнси, горничная Луизы, завила ее густые, рыжие с золотым отливом волосы длинными локонами, игриво падавшими на декольте и обнаженные плечи. Зеленый шелк платья имел тот самый оттенок, который лучше всего подчеркивал красоту глаз.
— Красиво, — промолвил Джек, потянувшись и смяв пальцами краешек ткани.
— Правда? Спасибо.
Она слегка покрутилась, давая нижним складкам вспорхнуть и улечься обратно.
— Но ваши глаза не нуждаются ни в каком дополнительном обрамлении.
— Вот как? Вы полагаете, этот цвет гармонирует с цветом моих глаз?
Она широко распахнула ресницы, и они рассмеялись. В первую неделю путешествия они уяснили, что традиционная манера общения между мужчиной и женщиной, с бесконечными комплиментами и жеманными улыбками, та самая, которая привлекает публику в театры и серебро в карманы комедиографов, одинаково не устраивает обоих. Другое дело, что, отказавшись играть эти банальные роли, они не сразу сообразили, какие же им предпочесть. А когда нашли окончательное решение, Джек пришел в восторг от совпадения предпочтений, хотя о том, чтобы добиться окончательного, желанного результата, в корабельной тесноте не приходилось и мечтать. Слишком уж тонки переборки и слишком много за каждой из них чужих ушей.
Продолжая удерживать Луизу за рукав платья, Джек слегка потянул ее на себя. Она для виду попыталась отпрянуть, но потом поддалась и придвинулась к нему.
— Платье порвешь, — выдохнула она.
— Вот что бы я сделал с радостью, — отозвался он.
Девушка на мгновение прильнула к нему, но тут же отпрянула: ее спугнуло движение наверху. Матрос бочком скользил по рангоуту к тому месту, где открепилась какая-то снасть. Отстранившись от Джека, Луиза принялась быстро обмахиваться веером. Пальцы Джека еще сохраняли ощущение нежного шелка ее платья. Платья, цвет которого вдруг показался ему исполненным значения.
— Тебя что-то огорчило? — спросила Луиза, заметив, что он сдвинул брови.
— Нет... Да.
Он вновь устремил взгляд на зеленый склон над городом.
— В своих мечтах я часто возвращался в этот мир. — Он указал на побережье и глубоко вздохнул. — Ате нашел меня здесь. Он чувствует, что у меня на уме, и знает, когда меня посещают воспоминания.
— Хорошие воспоминания?
— Да... Нет. И то и другое. Это зависит от того, как ты сам решишь на них посмотреть. Ате процитировал бы «Гамлета»: «Сами по себе вещи не бывают хорошими и дурными, а только в нашей оценке».
— Мудрые слова. И как ты решил оценить свои воспоминания?
— Боюсь, что плохо.
Найдется ли женщина, которой действительно хочется знать правду о былых увлечениях ее мужчины?
— Расскажи, — попросила Луиза, заметив и правильно поняв его колебания.
— Я... Здесь когда-то... была женщина. Тоунзаа. Индеанка из племени могавк.
— Тоунзаа? Красивое имя.
— Как и она сама. После событий, которые ты лицезрела в своеобразной интерпретации этого прохвоста Шеридана в его «Соперниках», я в шестьдесят третьем году вернулся сюда. И встретил ее. Она...
— Умерла?
— Была убита.
— О! — Луиза покраснела. — Прости. Мне очень жаль.
— Мне тоже было... очень жаль. Все это случилось четырнадцать лет назад, однако я ничего не забыл. — Он снова бросил взгляд на высокий лесистый берег. — А возвращение сюда обострило воспоминания, невольно заставив меня задуматься о многом. Например, о смерти... Сними это платье, — неожиданно потребовал он, снова повернувшись к Луизе.
— Но почему? Оно ведь... — начала она, раскрывая свой веер.
— Подожди. Послушай меня. У нас в Корнуолле есть поговорка: «Той, что красуется в зеленом платье, скоро придется надеть черное».
Девушка сложила и опустила веер.
— Похоже, присловье в ходу и у нас в Нью-Йорке. Я ношу зеленое, в частности, и по этой причине.
— Вопреки приметам?
— Именно. Я — дочь нашего просвещенного века, Джек, и меня не напугать детскими сказками. Конечно, твоя история трагична, но... — Она пожала плечами. — Смерть — это единственное, что для всех нас несомненно и неизбежно. Ее не обманешь с помощью суеверий.
Некоторое время Джек молча смотрел на свою собеседницу, а потом кивнул.
— Ладно, как знаешь. Но будь осторожна, — тихонько промолвил он.
Матрос на стеньге, восхитительно фальшивя, затянул разухабистую песенку, видать помогавшую ему в работе.
— Можешь не предупреждать, — сказала Луиза. — Я не из тех, кому по нраву напрасный риск.
— Как раз из тех самых. Тебе приспичило присоединиться к своему отцу и полку, которым он командует. А командовать этим полком ему предстоит не на параде, а на войне.