Джек на Луне
Шрифт:
– Датчанин? – она задумывается. – Нет, не было у нас таких. Это точно. Я бы такого няшку запомнила, - и снова хихикает.
Хихканье отдалилось, сменилось совиным уханьем. Большая тень метнулась бесшумно через дорогу и исчезла в темных ветвях. Что-то в словах Адамс было ключом – я точно знал это. Только вот что? Мне не хватало ясности. Совы не то, чем они кажутся, так?
– Мейстер Якоб, Мейстер Якоб, - напевал я уже тише, - где же ты? Где же ты?
Действительно, если Якоба не было ни в Брюрупе, ни на кемпинге, то откуда же взялся «Атлас звездного неба»? Правда что ли, из «Букиниста»? А к чему тогда эти мальчики в ванной и походы привидений
Вот в этом состоянии просветления я и подкатил к дому с башней. По моим рассчетам, все давно уже должны были спать. Поэтому меня сильно удивил свет в окне первого этажа. Может, выключить забыли? Я поставилвелик в гараж, прохрустел через двор и принялся ковыряться в замке ключом. Ключ отказывался вставляться, упрямо не совпадая дорожками, но наконец я его победил. Смотрю – точно, в гостиной свет. Пошел тихонько, чтобы выключить. И чуть кирпич не высрал.
На диване сидел Себастиан. Прямой, как аршин проглотил, книга в мягкой обложке на коленях, а взглядом меня жрет. Недобрым таким взглядом. Я как-то сразу осознал, что из одежды на мне только джинсы и бейсболка задом наперед. Пальцы на ногах инкстинктивно поджались, хотя пол был теплый.
– Привет, - говорю. – А чего ты тут? Поздно же.
– Вот именно. Поздно, - голос у отчима спокойный, но под поверхностью все кипит. Мне ли не знать. – Подойди-ка сюда.
Ну, во мне еще трава играет, так что иду такой, типа все мне пофиг. Остановился напротив Севы. А он за руку меня раз – и вниз дернул. Я упал на колени. Чувствую его ладонь на шее, тянет к себе, хотя упираюсь. Он наклоняется и начинает реально меня обнюхивать! А потом кинжку свою схватил и по башке мне – шлам! Бейсболка так и слетела.
– Ты пил!
С другой стороны – шлам!
– Ты курил!
За волосы сгреб, голову мне назад загибает, чуть шея не ломается, и спине больно:
– И не просто сигареты!
А потом отпустил и – шандар-рах! – книгой по балде со всей дури.
– Ты опоздал! – орет.
Я лежу офигевший под журнальным столиком, звезды считаю. Вот не думал, что литература – страшное оружие.
Себастиан сидит себе на диване в том же костюме, в каком на концерт ездил – весь цивильный такой, ботинки начищены, в рукавах запонки золотые.
– Штаны снимай, - говорит. Снова ровно так, будто только что и не орал.
Интересно, думаю, а ма снова под снотворным или просто спит крепко?
– Ну, - пихает меня ногой.
Но я же крутой, только что познал вселенную.
– Пошел ты, - хихикаю, - пидор. Я сегодня девчонку трахнул. Мужчиной стал.
Мля, что тут началось. Севу переклинило капитально. Выволок меня из-под стола за волосы, сунул носом в диван, а сам сзади джинсы на мне рвет.
– Я тебе, - рычит, - покажу, кто тут мужчина, шлюха!
А я без тормозов. За руку его схватил, царапаюсь, лягаюсь. Мог бы - зубами в Севу вцепился и не отпустил, пока мяса бы клок не выдрал. Но тут он голову мне вверх дернул, что-то вокруг шеи захлестнул и тянуть стал. По ходу, это ремень его был – широкий такой, кожаный. Я хриплю, а он мне:
– Заткнись и делай, что говорю, а то придушу, гавнюк!
Вот так он из меня анашу и выдавил. Остался я один – голый и у Себастиана на поводке.
Все воскресенье я болел. Матери Сева объяснил, что у меня похмелье. В общем, так оно и было. Только лежал я на животе, потому что мне зад отчим так книжкой отмудохал, что он опух и едва в труселя влезал. «Секрет» мамин, кстати, разлетелся под конец по листочку. Не выдержал соприкосновения с грубой реальностью. Тогда в ход пошел свернутый в трубочку глянцевый журнал, кажется «Живи лучше». Мать их выписывала.
Есть ма мне носила в комнату, только я не жрал ничего. Не столько потому, что меня от хавчика мутило, сколько из-за боли в челюстях. Такое было впечатление, что у меня суставы разошлись где-то и уже не сойдутся. Да и внутри что-то бесповоротно порвалось.
Мать пыталась поговорить со мной, ругала за вчерашнее, но я не слушал. Думал о том, как отчима убивать буду. И о том, что лучше бы это сделать до понедельника. Или самое позднее до четверга. Потому что если ни Себастиан, ни мать не придут в два часа в школу, то им позвонят. И вот тогда мне звездец.
Может, в жратву ему что подсыпать? Только так, чтоб верняк. Яду там крысиного. Но я ведь даже не знаю, есть ли у нас такой. Или зарезать во сне? Так он с матерью спит. Топором зарубить нахрен? Нет, он меня сильнее, да и кондиция у меня сейчас не подходящая. Картинка из моего сна то и дело всплывала перед глазами. Да, на башне расправиться с Севой было бы проще всего. Там он не будет ожидать подвоха, и мать ничего не услышит. Только как его обездвижить? Подмешать снотворное в вино? Но отчим после моего фейла пузырек прячет. И потом - не получится у меня сделать это незаметно. Во сне на столе лежал шприц. Да, засадить гаду наркоз – это я бы смог. Только откуда его взять?
Короче, вот так я себя утешал. Знал, на самом деле, где-то глубоко внутри, что это – только красивые планы. Что от фантазий на тему окровавленного, молящего о пощаде отчима мне становится легче. Ведь я хорошо представлял себе, что со мной будет потом, когда трупак Севы найдут. А его найдут – не расчленять же мне борова и выносить по кускам?
Во-первых, всплывет весь мой позор – фильмов у него со мной в главной роли скопилось на много часов. Где он их хранит, не знаю. Зато панцири наверняка видео откопают – работа такая. Когда мать обо всем узнает, то либо в больничку загремит, либо в психушку. Да и вообще, может, от меня откажется. Зачем ей сын-педрила тире убийца? Это во-вторых. А в-третьих, судить-то меня по возрасту не могут, но наверняка отправят в какое-нибудь заведение для трудновоспитуемых или шизиков. И с матерью я больше не увижусь – ее из страны вышлют. Вот и все. Конец. Финале. Гейм овер.
И еще оставалась Лэрке. Да, Лэрке. Что она подумает обо мне? Что она скажет, когда ее будет доправшивать полиция? «Хорошо ли ты знала Джека? Вы ведь учились в одном классе?» «Да мы и не общались совсем. Но он всегда казался мне странным. Вы спросите лучше у Наташи. Они, кажется, были кэрсте[1]». А девочка факинг Адамс затрепещет ресницами и пролепечет, краснея: «Мне сразу показалось, что Джек – гомик». Тьфу, блевать охота! И я снова мысленно резал Себастиана на куски.
К понедельнику мне полегчало. Физически. Я даже на жопу мог садиться, не охая. Зато внутри была сплошная черная дыра. Реальность засасывало туда со свистом, так что я едва соображал, что происходит вокруг и почему. Мать меня выперла в школу и сказала, что в три будет ждать дома. Это Сева меня посадил под домашний арест. Мне было фиолетово.