Джек Ричер, или Средство убеждения (Убедительный довод)
Шрифт:
– Пять минут, – сказал я. – А потом БАТО наградит тебя медалью.
– Тебя нужно наградить медалью, – сказала Доминик Коль.
Она позвонила мне из телефона-автомата в университетском студенческом городке.
– Вот как?
– Куин у нас в руках. Мы можем пришить ему дело гвоздями. Он влип по уши.
– Так кому он отдал предпочтение?
– Иракцам. Ты можешь в это поверить?
– Что ж, это разумно. Они получили по заднице и хотят быть готовыми к следующему разу.
– Вот и говори после этого о дерзости.
– Как все прошло?
– Так же, как и в предыдущий раз. Но только чемоданчики были
– Ты уверена?
– Абсолютно, – подтвердила Коль. – Я связалась с Горовским, и он определил чертежи по идентификационному номеру в углу.
– Кто был свидетелем передачи?
– Мы оба. Я и Фраскони. А также несколько студентов и персонал. Передача чертежей состоялась в университетском кафе.
– Какой персонал?
– Мы пригласили профессора с кафедры юриспруденции.
– Что он видел?
– Все. Но только сам процесс обмена чемоданчиками он под присягой не подтвердит. Наши друзья действовали очень ловко. Чемоданчики были абсолютно одинаковые. Этого достаточно?
Вопросы, об ответах на которые я жалею до сих пор. Возможно, Куин будет утверждать, что иракец уже получил чертежи из неизвестного источника. Возможно, он будет настаивать, что тот просто любил носить их с собой. Отрицать сам факт обмена. Но затем я подумал о сирийце, ливанце, иранце. О деньгах на счету Куина. Жертвы обмана должны быть очень злы на него. Возможно, они согласятся дать показания на закрытом процессе. Если государственный департамент предложит им какую-либо компенсацию. Кроме того, на чемоданчике иракца должны быть отпечатки пальцев Куина. На встречу он пришел без перчаток. Это было бы слишком подозрительно. Одним словом, я решил, что материала у нас достаточно. Мы имели факт перевода необъяснимых денег на счет Куина, мы имели совершенно секретные чертежи, попавшие в руки иракского разведчика, два сотрудника военной полиции и профессор юриспруденции видели, как они там оказались, и на рукоятке чемоданчика должны были быть отпечатки пальцев.
– Улик полно, – сказал я. – Отправляйся арестовывать этого типа.
– Куда идти? – спросила Даффи.
– Я покажу, – ответил я.
Я прошел через в офис в кабинет. Оттуда в кабинку на складе. Компьютер Энджела Долла по-прежнему стоял на столе. Из стула все так же сыпалась обивка. Отыскав нужный выключатель, я зажег свет на складе. Через стеклянную стену было видно все помещение. Там по-прежнему стояли ряды свернутых ковров. И погрузчик. Но в центре высились пять стопок уложенных друг на друга ящиков, разделенных на две группы. Дальше от ворот три стопки видавших виды деревянных ящиков с надписями, выведенными незнакомыми буквами, в основном кириллицей, поверх которой шла справа налево арабская вязь. Я предположил, это была импортная поставка, полученная «Большим базаром». У самых ворот стояли две стопки аккуратных ящиков, подписанных по-английски: «Моссберг. Коннектикут». А это, судя по всему, была предназначенная к отправке партия товара компании «Ксавье экспорт». Импорт-экспорт, бартер в чистом виде. «Честный обмен не является воровством», – как сказал бы Леон Гарбер.
– Партия не такая уж большая, да? – спросила Даффи. – Я хочу сказать, всего пять стопок ящиков. И это на сто сорок тысяч долларов? Мне казалось, на эти деньги можно купить много чего.
– Я считаю, партия крупная, – возразил я. – Не столько в количественном отношении, сколько в качественном.
– Давайте взглянем, – предложил Виллануэва.
Пройдя на склад, мы с ним опустили на пол верхний ящик «Моссберга». Ящик оказался тяжелым. От моей левой руки по-прежнему было мало толку. И у меня все еще болела грудь. По сравнению с этим разбитая губа казалась пустяком.
Виллануэва нашел на верстаке молоток с гвоздодером. Выдернул с его помощью гвозди из крышки ящика. Поднял крышку и положил ее на пол. Ящик был заполнен пенопластовыми шариками. Погрузив в них руку, я вытащил ружье, завернутое в промасленную бумагу. Разорвал бумагу. Это была модель М500, «Средство убеждения». Без приклада. Только пистолетная рукоятка. Двенадцатый калибр, ствол длиной восемнадцать с половиной дюймов, трехдюймовый патронник, магазин на шесть патронов, вороненая сталь, ложе из черной пластмассы, без прицела. Я передернул затвор. Он скользнул легко, словно шелк по коже. Я нажал на спусковой крючок. Курок щелкнул, словно затвор дорогого фотоаппарата.
– Патронов нигде нет? – спросил я.
– Вот они, – откликнулся Виллануэва.
У него в руках была коробка патронов «Бреннеке». На полу лежала открытая упаковка с десятками таких же коробок. Разорвав две коробки, я вставил шесть патронов в магазин, передернул затвор, досылая один из них в ствол, и вставил седьмой патрон. Затем поставил ружье на предохранитель, поскольку «Бреннеке» заряжены не мелкой дробью. Тяжелая пуля в латунной оболочке весом в целую унцию вылетит из ствола «Средства убеждения» со скоростью почти тысяча сто миль в час. Она пробьет в стене из шлакоблоков дыру, в которую может пролезть взрослый человек. Положив ружье на стол, я достал из ящика другое и развернул его. Зарядил, поставил на предохранитель и положил рядом с первым. Перехватил недоуменный взгляд Даффи.
– Именно для этого они и предназначены, – объяснил я. – От незаряженного оружия нет никакого толку.
Убрав пустые коробки из-под патронов в упаковку, я закрыл крышку. Виллануэва разглядывал ящики «Большого базара», сверяясь с какими-то бумагами.
– Как по-вашему, это похоже на ковры? – спросил он.
– Не совсем, – сказал я.
– А вот у таможни не возникло никаких вопросов. Некий Тейлор поставил свою подпись под декларацией, в которой эти ящики объявляются коврами ручной работы из Ливии.
– Это будет очень кстати, – сказал я. – Передайте этого Тейлора БАТО. Пусть проверят его банковские счета. Надеюсь, после этого к вам будут относиться радушнее.
– А что все-таки внутри? – спросила Даффи. – Что такого могут делать в Ливии?
– Ничего, – ответил я. – Там только выращивают финики.
– Это все произведено в России, – сказал Виллануэва. – После чего дважды побывало в Одессе. Было экспортировано в Ливию, вернулось назад и снова отправилось на экспорт. В обмен на две сотни «Средств убеждения». Похоже, кто-то хочет выглядеть крутым на улицах Триполи.
– А в России этого добра навалом, – заметила Даффи.
Я кивнул.
– Давайте все же взглянем, что это такое.
Всего в трех стопках стояло девять ящиков. Я снял верхний из ближайшей ко мне, и Виллануэва засуетился с гвоздодером. Когда он снял крышку, я увидел ряд АК-74, уложенных в деревянные гнезда. Обыкновенные автоматы Калашникова, к тому же бывшие в употреблении. Чертовская скукотища; красная цена – двести долларов за штуку, в зависимости от того, где ими торговать. Товар совсем не модный. Я никак не мог себе представить, что ребята из Коннектикута в пиджаках от «Норт фейс» променяют свои новенькие «хеклер-и-кохи» на это старье.