Джек Ричер, или Вечерняя школа
Шрифт:
– А вы что думаете по этому поводу?
– Я – специалист по Ближнему Востоку. Для меня все, что с ним связано, – самый худший сценарий.
– Оспа, – сказал Уотермен. – Я считаю, что хуже эпидемии оспы ничего нет. Или что-то в таком же роде. Чума. Биологическое оружие. Эбола. Или антидот. Может, вакцина. В таком случае у них есть вирус.
Ричер смотрел в потолок.
То, что может плохо закончиться.
Голос у тебя не слишком счастливый. А тебе следовало бы радоваться.
Столько, сколько потребуется.
Гарбер говорил с ним так,
– А вы о чем думаете? – взглянув на него, спросил Уайт.
– О противоречиях между правилами и всем остальным. Мы не должны подставлять иранца. Значит, даже близко не сможем подойти к курьеру. И устроить засаду в том месте, в которое он нас приведет, потому что «не знаем» о существовании курьера. Если только нам про него не сообщил агент, работающий под прикрытием.
– Это препятствие, а не противоречие, – поправил его Уотермен, – и мы найдем способ его обойти. Им действительно нужен этот парень.
– Вопрос эффективности. Им требуется узнать, кто участвует в сделке, до того, как она состоится. Они хотят раскрыть сети и создать базы данных. В таком случае им следует сосредоточить все свое внимание на курьерах. Устные вопросы и ответы у них в головах, они доставляют их по всему свету, с континента на континент – вопрос, ответ, вопрос, ответ. Они всё знают. Они что-то вроде видеопленки. И стоят гораздо больше ста агентов под прикрытием, потому что им известна вся картина. Что есть у иранца? Ничего, кроме четырех стен в Гамбурге и полного безделья.
– Им нельзя пожертвовать.
– Они могут вытащить его в тот момент, как возьмут курьера, и подарить ему дом во Флориде.
– Курьер не станет говорить, – сказал Уайт. – Это племенной закон, которому тысяча лет. Они не сдают друг друга. По крайней мере не сдавали после того немногого, что нам позволили с ними сделать. Так что вполне разумно держать своего человека внутри. Они действительно не знают, что происходит, и намек, пусть даже самый небольшой, до того, как что-то случится, будет весьма полезен. Даже крошечная часть намека.
– Вам известно, чего ждать?
– Чего-то ужасного. Такого, чего еще не было раньше.
– Вы уже работали с Рэтклиффом или Синклер?
– Никогда. А вы?
– Они выбрали нас не потому, что знают, – заговорил Уотермен. – Дело в том, что мы не были в Гамбурге в означенный момент, мы находились в других местах. Значит, не можем оказаться людьми, с которыми будет ошибкой обсуждать это дело.
Синклер сказала, что их группа строго засекречена, как на карантине, и ощущение было именно таким. Трое мужчин заперты в комнате, отгорожены от всего остального мира, потому что они заражены – и их болезнь называется алиби.
В семь часов Ричер забрал вещи из машины и отнес их в свою комнату, последнюю в ряду из трех в коридоре, который походил на офисный и, наверное, был им всего лишь день назад. Комната оказалась просторной, но она явно предназначалась для письменного стола, а не кровати, хотя и с ней выглядела вполне нормально. В ней даже имелась ванная комната.
Чтобы поесть, Ричеру пришлось завести двигатель «Шевроле», и он некоторое время ездил по Маклину, интуитивно сворачивая на улицы, которые могли случайным образом привести его на окраины, где обычно находились именно такие заведения, какие он искал. Из числа тех, что не пользуются особой по-пулярностью. Помог его метаболизм. И через некоторое время впереди, рядом со съездом с автострады, он увидел сияние неоновых огней и алюминия – и обнаружил кафе, старое, немного потрепанное и явно простоявшее тут не один год, так что оно вполне могло оказаться подлинным, появившимся на свет давным-давно.
Джек припарковался у входа, открыл тяжелую металлическую дверь и вошел. Воздух внутри был холодным и ослепительно-ярким от горевших там флуоресцентных ламп. Первым человеком, которого Ричер увидел, оказалась хорошо знакомая ему женщина, сидевшая в кабинке в полном одиночестве. Из его предпоследнего отряда. Лучший солдат из всех, кого он встречал. И его близкий друг, если разрешение оставлять кое-какие вещи несказанными является дружбой.
Сначала он решил, что это самая обычная случайность, и не удивился. Мир тесен, а рядом с Пентагоном становится еще теснее. Потом немного подумал. Она была его старшим сержантом во времена процветания 110-го подразделения военной полиции и играла в том, что тогда происходило, огромную роль. Значительнее некоторых, точнее, большинства. Возможно, даже его собственной.
Она была исключительно умна.
Слишком умна, чтобы встреча с ней в такой момент оказалась случайностью.
Ричер подошел к столику, но она даже не пошевелилась. Она наблюдала за его отражением в перевернутой ложке. Ричер сел напротив и сказал:
– Привет, Нигли.
Глава
04
Сержант Фрэнсис Нигли подняла голову от ложки и сказала:
– Из всех кафе во всех городах. Каковы шансы?
– Уверен, что они тщательно просчитаны, – ответил Ричер.
– Я подумала, что вы, скорее всего, поедете на запад, поскольку подсознательно захотите оставить округ Колумбия за спиной, потом прикинула, где и на какие улицы будете сворачивать. Получилось, что это практически единственное очевидное место. И время. Два часа на инструктаж, потом перерыв на обед.
– Это школа.
– Ничего подобного. Название курса звучит совершенно бессмысленно.
– Они всегда звучат бессмысленно.
– Но это совсем дурацкое.
– Школа.
– Они бы никогда с вами так не поступили. По крайней мере, пока Гарбер жив и дышит.
– Я не могу это обсуждать, тема слишком скучная.
– Позвольте мне сделать предположение. Это прикрытие. Учитывая ваш послужной список, для чего-то очень серьезного. Значит, вы получите все, что попросите. Особенно людей. Таким образом, вы все равно позвонили бы мне утром. Так почему бы не рассказать на двенадцать часов раньше?
Она была в камуфляжной форме с аккуратно закатанными рукавами. И сидела положив руки на стол. Темные волосы, короткая стрижка, карие глаза и загар. Ее кожа казалась мягкой, но Ричер знал, что это не так, – видел Нигли в деле. Она была быстрой и невероятно сильной. И наверняка жесткой под этой мягкой кожей, но точно он не знал. Он ни разу к ней не прикоснулся. Даже руку не пожимал.