Джек – таинственный убийца. Большой роман из англо-русской жизни
Шрифт:
Дойдя до дверей, околоточный в свою очередь обратился с вопросом к Шпрехеру, как он наткнулся на убийство?
Но одно воспоминание об увиденном окончательно замкнуло рот господина Шпрехера. Он в ответ сказал, что-то несуразное.
В его испуганном мозгу уже давно вставал упрек самому себе; зачем не ушел из квартиры Фимочки тайно, благо его никто не видел, и перспектива ложных подозрений, косвенных улик, следствия, может быть суда, промелькнула перед ним.
Дворник, приведя людей в гостиную, остановился.
– Вот и фатера 5 , – сказал
Этот вопрос, казалось, разбудил Шпрехера.
– Я вошел вот в эту дверь, со свечой – она там! – он указал на дверь направо.
– Дай фонарь, – приказал околоточный дворнику и, взяв его, направился к дверям спальни. Все, кроме Шпрехера, последовали за ним.
Когда красноватый свет фонаря осветил комнату, то ни околоточный, ни дворники не смогли удержаться от инстинктивного вскрика ужаса.
5
Фатера (искаженное) – квартира.
Ни широкой прекрасной постели, все облитое кровью, лежало тело или вернее куски тела той, которую при жизни звали Фимочкой. Голова была отделена от туловища и лежала на фарфоровой тарелке, поставленной перед большим зеркалом на туалете. Руки и ноги жертвы были тщательно отрезаны и вышелушены в плечах и бедрах, а ниже груди, от пояса к верху, зияла огромная рана.
Это было не простое убийство, а какая-то адская хирургическая операция. Видимо, убийца не торопился и резал с полным сознанием, что ему никто не помешает.
Зрелище было ужасное. Дворники инстинктивного сняли шапки и перекрестились; даже сам околоточный, повидавший на своем веку многое, с изумлением и ужасом смотрел на несчастную жертву…
Самый поверхностный осмотр подтвердил предположение, что это было убийство не из-за грабежа. Ценные вещи покойной лежали, в открытых футлярах, тут же рядом с ее головой посреди туалета, а на полу, у самой постели лежало упавшее, вероятно во время борьбы, портмоне, с несколькими крупными купюрами.
Когда первые минуты ужаса и недоумения прошли, околоточный начал писать акт и составлять первое дознание. Свечи и лампы были зажжены, а остатки тела прикрыты простыней до прибытия участкового следователя и доктора.
Из показаний дворника выяснилось, что Фимочка, Ефимия Петровна Качалова, купеческая дочь из Ржева, прибыла в столицу год тому назад, после чего и жила у них в доме на Лиговке; знакомых у нее было мало. Какое-то время ее навещал один какой-то, студент не студент, телеграфист не телеграфист, а потом запропал. Затем в последнее время бывал один купец из рядов, очень богатый, по целковому на чай давал, да вот их благородие, – дворник, дававший показания, показал на Шпрехера.
– Адрес студента знаешь? – переспросили околоточный,
– Никак нет. Невдомек было…
– А в глаза узнаешь?
– Греха на душу не возьму, много их через ворота ходит… где тут признать.
– А купец кто? Где живет?
– Недавно ходили к ним с письмом, да только они, почитай три недели, как на Ирбитскую ярмарку 6 уехали.
– А ваше имя и фамилия, господин? – продолжали околоточный допрос, обращаясь к Шпрехеру.
Тот вздрогнул.
Следствие
6
Одна из крупнейших ярмарок в дореволюционной России. Проводилась один раз в год в городе Ирбите.
– Да я-то тут при чем же? – отозвался довольно-таки перетрусивший Шпрехер: – я зашел к знакомой, увидал труп и бросился заявить дворникам…
– Ваше звание, имя и фамилия? – сурово повторил околоточный, начиная пристально вглядываться в Абрама Абрамовича.
– Я сотрудник газеты «Листок»… я Шпрехер… я известен всей полиции, даже самому генералу… Мне необходимо сию минуту в редакцию.
– Имя, отчество и местожительство, – повторил полицейский. Волнение Шпрехера начинало возбуждать в нем все большее и большее подозрение.
– Абрам Абрамович, живу… – тут они замялся. Дело в том, что он не имел постоянной квартиры в Петербурге, и хотя значился прописанным в квартире, занимаемой его женой, но находился с ней в весьма неприятных отношениях, крайне боялся, чтобы не встретиться с ней.
– Ваше местожительство? – еще суровее проговорил околоточный.
– Вот видите – постоянной квартиры я не имею… А временно размещаюсь в редакции, – он указал адрес типографии, где печатался «Листок». – Хоть наведите справки – это правда.
– Очень хорошо. Теперь будьте любезны объяснить, давно ли вы познакомились с убитой?
– Позвольте, что же это такое? Это следствие?! – воскликнул Шпрехер, которому показалось, что его уже допрашивают, как обвиняемого.
– Полицейское дознание, а не следствие, господин, – поправил околоточный, словно радуясь тому, что мог, как говорится, срезать «корреспондента».
Долго бы продолжались треволнения Абрама Абрамовича, если бы в комнату не вошел в пальто и при оружии местный участковый «поручик». Он прекрасно знал Шпрехера, знал, что он же способен на такое возмутительное, кровавое преступление, и расспросив его кратко о знакомстве с Фимочкой, отпустил его собственной властью. Осмотрев помещение покойной и труп, он тотчас послал за следователем, полицейским доктором, а сам направился с донесением в управление градоначальника.
Часу в десятом утра, двое, местный судебный следователь к чиновник сыскного отделения, в партикулярном платье 7 , одновременно производили обыск и осмотр тела убитой и квартиры.
Очевидно, следователь презирал полицейскую ищейку и с видимой гадливостью изредка обращался к ней с односложными вопросами. Со своей стороны, следственный чиновник Петрушкин, тонкая и ловкая штучка, довольно насмешливо поглядывал на взволнованного следователя, и методично, шаг за шагом, производил свой осмотр. Несколько раз он открывал свою записную книжку и делал карандашом никому непонятный значок. Вдруг темное пятнышко на полу в прихожей привлекло его внимание. Он легонько тронул его пальцем, а затем потер пальцем о бумагу записной книжки. На бумаге оказалась красноватая полоска.
7
Партикулярное платье – личная одежда, в данном случае не форменная.