Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
Дженни поджала губы.
— Еще что, Клара?
— Это почти и все, разве вот только говорят еще, будто бы она всему, что знает, выучилась от тебя, иначе она не умела бы проделывать все эти гадости.
— Ты следила бы за собой, Клара, а за своим поведением я и сама услежу! Я теперь почтенная женщина на покое и ничуть не хуже всякой другой! А кроме того, каждая девушка обязана знать все, что мужчина может от нее потребовать.
— Дженни, не злись на меня за то, что я тебе про это рассказала, — начала Клара. — Ты же сама говорила, что хочешь знать все, что я слышала, а ведь я только передала то, что Норма Поуп слышала от кого-то.
— Я
Дженни замолчала, тяжело и часто дыша.
— Ну, выкладывай остальное, Клара. Что еще ты про меня слышала?
— Больше я уж ничего не помню, — осторожно отвечала Клара.
— Это верно? — настаивала Дженни. — Больше так-таки ничего про меня и не говорили?
— Ну, может, и еще кое-что было.
— Что же?
— Ну, кто-то там сказал, что если ты сейчас пожилая женщина на покое, то это еще не значит, что ты бросила прежние свои повадки, и жить рядом с церковью тебе совсем не к лицу.
Дженни вскочила с места и принялась расхаживать по кухне взад и вперед. Она так разволновалась, что даже не заметила, как один из желтых шлепанцев соскочил у нее с ноги.
— Знаю я отлично, откуда эта мерзкая сплетня пошла, — с горечью заговорила Дженни. — Это всё эти ханжи из церкви Тяжкого Креста, да еще проповедник Клу. Никто другой не стал бы говорить про меня такие гадости. Они сюда приходили вчера и грозили мне всякими неприятностями, если я не прогоню Бетти с квартиры. Это для них предлог оттягать мой участок, чтобы поставить на нем пристройку к церкви. Вот именно из-за этого я и упираюсь и ни за что не соглашусь! Я им покажу! Даже если они после этого одумаются и станут давать больше, чем я прошу, я теперь ни за что не продам им свой дом. Я их проучу!
Заметив наконец, что она потеряла один из желтых шлепанцев, Дженни остановилась и, окинув взглядом кухню, увидела его. Не нагибаясь, она сунула ногу в шлепанец и снова зашагала по кухне.
— Нипочем не уступлю, уж я знаю, как сделать по-своему. Скажу Бетти Вудраф, пусть живет у меня хоть десять лет, если ей хочется, и еще найду таких жилиц, как она, столько напущу, что ни единой свободной кровати не останется. А когда будет у меня в доме полно жилиц, так, наверно, пожалеют эти святоши со своим проповедником, что говорили про меня всякие гадости. Этот дом ославит весь город лет на сто.
Слезы уже стояли у нее в глазах, и она принялась рыдать так, что сотрясалось все ее тучное тело. Ничего не видя от слез, она подошла к стулу Клары и упала на колени. Клара обняла ее и в утешение похлопала по спине. Плача, как малое дитя, Дженни уткнулась лицом в колени Клары.
— Не плачь так, Дженни, — нежно сказала Клара, гладя ее по спутанным каштановым волосам. — Не стоит расстраиваться и терять голову из-за таких людей. Из твоего дома никто тебя не выселит. Имеешь право жить здесь, сколько тебе вздумается.
Дженни отвернула край розового халата и утерла им лицо.
— Иной раз мне кажется, будто у меня ни одного друга нет на всем белом свете, — прорыдала она, судорожно всхлипывая. — Люди со мной обращаются, как с негодной старой шваброй, которую пора выбросить на помойку. Когда я была молоденькой и хорошенькой девушкой, никто ко мне так гадко не относился. А когда я состарилась да расплылась и пришлось мне уйти на покой, никто не хочет обращаться со мной по-хорошему. Как же они думают, куда женщине деваться, когда она уходит на покой? Надо же мне где-то жить, ведь правда? А разве я не скопила деньги и не заплатила за свой дом, чтобы жить в нем на покое? Ведь заплатила же! Так почему же мне нельзя жить в своем собственном доме, жить и дышать, как всем другим людям?
— Да, Дженни, — успокоительно повторяла Клара. — Да, Дженни.
— Это просто стыд и срам так обращаться с человеком, как они со мной обращаются. На сорок миль в окружности не было мужчины, который не гонялся бы за мной, когда я была молода и хороша, — а теперь, когда я состарилась и подурнела, они хотят от меня отделаться. Я привыкла получать все, что ни попрошу, когда была молоденькой девушкой, а теперь они не дают мне жить в моем собственном доме, который я купила на свои собственные деньги. Могла бы я назвать кое-кого из этих самых мужчин, которые, бывало, проводили со мной время, когда они еще не уверовали в бога и не примкнули к этой церкви — и я умела им угодить, можешь мне поверить, — а теперь все они против меня, такие стали ханжи, и стараются выжить меня из города. До того это меня злит, просто плюнуть хочется!
— Дженни, я тебе друг, ты всегда можешь на меня рассчитывать, — сказала Клара, все так же нежно поглаживая ее по волосам. — Брось-ка расстраиваться из-за того, что люди говорят. Про всякую женщину когда-нибудь да сплетничают, вот теперь пришел и твой черед.
Вытерев слезы, Дженни подошла к плите и налила кофе в чашку. Она положила туда несколько ложек сахару и начала так энергично его размешивать, что кофе выплеснулся на ее розовый халат.
— Так смотри же, Клара, помни, что я тебе сказала, — заговорила Дженни настойчивым тоном. — Я решила, что не выгоню Бетти Вудраф из моего дома. Не так давно эти ханжи со своим проповедником хотели, чтобы я выгнала Визи Гудвилли, однако он все еще тут. Это когда они говорили, что мне грешно и безнравственно жить с Визи под одной крышей. Не знаю, как они узнали, чем мы с Визи иной раз занимаемся, ведь я на ночь всегда спускаю шторы, ну, а если и так, женщина имеет право заниматься своими личными делами, когда ей вздумается. Я лет тридцать пять так живу, не меньше, и теперь ни от чего такого отказываться не собираюсь.
Клара встала и вышла в соседнюю комнату.
— Мне пора домой, — сказала она. — Скоро уж полдень.
Она пошла к черному ходу, но, сделав несколько шагов, остановилась.
— Дженни, если что-нибудь случится… я хочу сказать, если Визи Гудвилли придется выехать из твоего дома… — Клара так нервничала и волновалась, что ей пришлось замолчать и перевести дух, не докончив фразы, — так вот, у меня в доме есть свободная комната, он может в нее переехать.
Дженни опустила чашку с блюдечком в мойку, так что они зазвенели. Сердито глядя на Клару, с раскрасневшимся от гнева круглым лицом, она вышла на середину кухни.