Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
Стэнли Причард, владелец и директор пансионата, был верным прихожанином церкви Тяжкого Креста, и, не говоря уже о том, что проповедник заранее решил поехать в этот пансионат, он думал, что благоразумнее будет провести ночь там, где его знают. Хотя ему не приходила в голову мысль о каких-либо осложнениях или неприятностях, он впервые останавливался в пансионате и чувствовал себя в безопасности, находясь под защитой одного из своих прихожан.
Пока он дожидался в машине, в голове у него с лихорадочной быстротой проносились мысли о том, что он собирался проделать. Он надеялся, что Стэнли
Наконец, прокопавшись, как показалось проповеднику, излишне долго, Стэнли Причард вернулся в контору. Через несколько минут, заметив, что Стэнли смотрит на него в окно, он торопливо вылез из машины и направился к дому.
Стэнли посмотрел на него неузнающим взглядом, когда он вошел в маленькую контору и закрыл за собой дверь.
— Это я, — сказал проповедник Клу, застенчиво ухмыльнувшись. Нервным движением руки он пригладил редкие черные волосы. — Проповедник Клу.
— Провалиться мне! — сказал Стэнли, выходя вперед и пожимая ему руку. — Вот это так сюрприз, проповедник Клу. Когда я увидел вашу машину на дороге, то подумал, что это какой-нибудь турист хочет прицениться к комнатам на ночь. И в голову не приходило, что это вы.
Засунув руки в карманы, проповедник Клу усмехнулся, судорожно кривя губы.
— Думаю, что я и есть турист, — сказал он.
Озадаченный Стэнли посмотрел на него вопросительно.
— Как же так, проповедник Клу? Разве вы можете быть туристом?
— Что ж, я вам объясню, мистер Причард, — начал тот, беспокойно улыбаясь. — Последнее время я много думал и пришел к заключению, что должен изучать жизнь и поведение людей, странствующих по дорогам Америки в наше время. Это новый и совсем особый образ жизни, и бдительный проповедник не может заниматься своим делом, не собрав таких сведений и не изучив всех важных перемен в обычаях и нравах. Вот почему я и решил поехать к вам, чтобы получить сведения из первых рук.
— Так вы и вправду хотите переночевать здесь в пансионате? — спросил Стэнли.
— Ну конечно, мистер Причард.
— А с вами никого нет — вы совсем один?
— Да, разумеется. Я один.
— Глупо с моей стороны было спрашивать, — сказал Стэнли, коротко рассмеявшись от смущения. — И вы не подумайте, проповедник Клу, будто я имел в виду что-нибудь личное. Я просто привык задавать туристам этот вопрос, а то, знаете ли, иной раз бывает, сдашь туристу одиночную комнату, и не успеешь оглянуться, а женщина уж тут как тут, снует взад-вперед, то в комнату, то из комнаты, а бывает, что и на всю ночь останется. Вот почему я всегда стараюсь выяснить наперед, не двое ли их, и тогда уж плата будет двойная. Раз человек уже вошел в комнату и запер за собой дверь, из него не так-то легко выколотить еще доллар-другой.
— Сколько мне это будет стоить? — спросил проповедник, вынимая руки из карманов и переминаясь с ноги на ногу.
— Вам? — отвечал Стэнли, мотнув головой. — Вам это ничего не будет стоить, проповедник Клу. Я только объяснял, как мне приходится поступать с обыкновенными туристами. Я вам отведу самый лучший номер, какой у меня имеется, ведь это для меня большая честь, что вы остановитесь в пансионате «Приятное времяпрепровождение». Кроме того, со своего проповедника я и вообще не хочу ничего брать. Как это можно!
— Но я не хочу вам обязываться…
— Никому вы не обязываетесь, проповедник Клу. Вы делаете мне большую честь. Да и комнат свободных у меня в это время года много. Большой наплыв туристов еще не начался, а вот через месяц много народу поедет мимо нас во Флориду. Но я люблю все-таки, чтобы и до начала сезона у меня как можно больше комнат было занято, это полезно для дела. Когда средний турист увидит, что пансионат всегда полон и перед домом стоит много машин, это даст его мыслям благоприятный оборот — ему и самому захочется здесь остановиться.
Стэнли зашел за конторку и достал ключ из шкафчика на стене.
— Я отведу вам номер двадцать четвертый, проповедник Клу, — сказал он. — Как я вам уже говорил, я хочу дать вам лучший номер в пансионате. Кроме того, он в дальнем конце двора, там тихо и вроде как бы изолированно, вас не будет беспокоить хождение взад и вперед. Мне хочется как следует о вас позаботиться, вот почему я не помещу вас в самом центре; ведь некоторые люди, стоит им заехать в пансионат, начинают вести себя совсем по-другому. Об этой странности в человеческом характере я не знал, пока не начал вращаться среди публики.
— Вот это, между прочим, я и хотел узнать…
— Могу вам сказать, что я многое понял, наблюдая, как люди себя ведут в пансионате. Что верно, то верно — мужчины пьют куда больше виски, а женщины в номере пансионата становятся куда игривее, чем у себя дома. Мужчины стучатся в дверь к незнакомому человеку и прямо из себя выходят, ругаются на чем свет стоит, если ты не хлебнешь виски из их фляги. Приходилось видеть тоже, как женщины бегают наполовину одетые и сами напрашиваются, чтобы мужчины заглянули под другую половину.
— Не в моих правилах пить виски, — тут же отрезал проповедник.
— Я знаю, что не в ваших, а если кто-нибудь к вам пристанет с этим, так вы сразу же дайте мне знать. Я вовсе не хочу, чтобы с вами что-нибудь этакое случилось, проповедник Клу. А теперь садитесь в вашу машину и поезжайте за мной на другой конец двора. Я вам покажу, как попасть в вашу комнату.
Следуя за указующей рукой Стэнли Причарда, проповедник Клу подкатил свою запыленную рыжую машину к двери номера двадцать четвертого. Достав из машины свой чемодан, он внес его в номер.
Стэнли уже включил свет и электрическую печку и теперь спускал шторы на окне. В одном углу стоял телевизор, в другом — маленький холодильник, а у стола — два удобных кресла. Широкая кровать, застланная ярко-оранжевым покрывалом, занимала почти все остальное место в комнате. Был тут еще ковер во всю комнату и несколько ламп под абажурами.
Проповедник Клу, разинув рот от удивления, поставил чемодан на пол и загляделся на кровать.
— Никогда в жизни не видел такой широкой кровати, — сказал он, подходя к ней ближе. — Я и не знал, что бывают такие кровати. Почти вдвое шире любой кровати, какую мне приходилось видеть. Она такая широкая, что в ней могут спать трое, а то и четверо.