Дженнифер и Ники
Шрифт:
— А ты прикасалась к его телу? — Дженнифер была поглощена этой историей… Ее романтическое воображение рисовало ей зарождающуюся любовь двух существ, выступающих на людях как брат и сестра, а в часы досуга располагающих поистине уникальной возможностью сближения.
— Да, конечно, и он всегда радовался моим прикосновениям. Но до двенадцати лет я не осмеливалась дотронуться до его «штучки», я не хочу называть его член теми грубыми словами, которые пишут на заборах. Я знала, что это особая часть его тела так же, как язычок, такой вкусный ласковый язычок.
— И
— Я очень удивилась, когда он первый раз достал его. Он напоминал мне маленького зверька, которого брат прячет от меня в кармане. Алэн сам так говорил. Потом я всегда просила позволения поиграть со зверьком.
— Он никогда не заставлял тебя, не делал тебе больно?
— Зачем? Ведь он мой брат. Ему стоило только попросить.
Ники взглянула на нее таким искренним, таким ясным сияющим взором, что Дженнифер не нашлась, что ответить.
— Вот так история, — произнесла она. — Подожди, пусть уляжется пыль в голове.
Ники нежно поцеловала ее в лоб, подышала на ухо.
— Почему ты называешь мысли пылью?
— Я сравниваю свой мозг с линзой объектива. Неразрешенные вопросы покрывают стекло пылью.
— Ты говоришь, как мой отец. Может быть, на днях ты с ним встретишься.
— А я даже уверен в этом, — произнес Алэн из-за спины Ники. Он возвышался над ними, держа в каждой руке по маленькому стаканчику с красной жидкостью.
— Улучшает аппетит, — посоветовал он.
Дженнифер пригубила стакан и узнала в красной терпкой жидкости «Punk Y Mes».
— Не пора ли нам одеться, Алэн? — спросила Ники. Ей очень шла роль испорченного ребенка. — Джон настаивает на соблюдении определенных правил. И мы согласились их придерживаться.
— Да, делай все что угодно, только не на улице, и не пугай лошадей.
Он принес их одежду и положил на диван, а сам держал шубку из стриженого бобра, чтобы Ники, встав, сразу могла нырнуть в нее.
— Мне нужно будет во что-то переодеться, — вздохнула она с легким раздражением. Она завернулась в переливчатый мех и подняла воротник. — Во что-нибудь, что понравится Джону. В ту ночь его просто взбесил мой спортивный наряд. Он ничего не сказал, но я-то видела.
Дженнифер недоумевала:
— Минутку, разве Джон не ваш шофер? В смысле разве вы не наняли его?
— Все выяснится за ужином, — пообещал Алэн. — Джон Гамильтон не слуга, Джон — это целая история.
6
Зал был убран в стиле XVIII века. Толстый ковер, огромные зеркала во всю стену в тяжелых дубовых оправах, высокие окна, выходящие в маленький садик, занавешены пурпурной тафтой. Алэн пододвинул Дженнифер обитый красным бархатом стул в стиле Людовика XVI, и она села за круглый столик, покрытый изысканной белой скатертью. Он сел напротив и взял ее за руку; он выглядел свежим и элегантным в своем выходном костюме.
— Но где же Ники, — спросил он, поглядывая на дверь. — Она приводит себя в порядок. Мне, наверное, следовало бы пойти с ней. Но мне не хочется смывать с себя запах твоей кожи. И потом, секс всегда вкусно пахнет.
Он подмигнул ей и чарующе улыбнулся, его взгляд опять скользнул к двери. Дверь открылась, и появилась Ники в своей голубой пронизанной золотой нитью тунике, похожая на неземное видение. Алэн подошел, чтобы пододвинуть ей стул, и, пользуясь случаем, как бы невзначай коснулся сзади ее руки. Ники затрепетала.
— Ты заставляешь меня покрываться мурашками. Как ты думаешь, Джону понравится эта туника?
— Кажется, он был с нами, когда ты покупала ее.
Джон Гамильтон безупречно выбрал момент. Он появился, когда вечер за окном становился из золотого серебряным. Со спичкой в руках он нагнулся через стол, чтобы зажечь свечи.
Дженнифер затаила дыхание. У Джона были широкие плечи и узкие бедра, он держался необыкновенно прямо. Глубоко посаженные темные умные глаза и твердый подбородок говорили о властной натуре. Губы кривила едва заметная веселая улыбка, как будто он вспоминал какую-то шутку, и вообще, ему больше пристало бы быть безупречно образованным джентльменом, чем воспитателем двух непослушных детей. На нем был строгий темный костюм и белый галстук, на лацкане которого поблескивала крохотная серебряная булавка.
— Добрый вечер, — сказал он, разливая вино. С необыкновенной грацией он подал им холодную баранину, свежие бобы и картошку, запеченную в винном соусе.
Потом, к удивлению Дженнифер, он пододвинул четвертый стул, поставил на стол еще один прибор и подсел к ним.
Если воспитание в Гринвиче и Коннектикуте и научило чему-нибудь Дженнифер, так это не обращать ни малейшего внимания на причуды слуг. Но это было что-то новенькое. Официант и не подумал отойти, подав закуски, — не пожелал стать фигурой второго плана.
Чувствуя ее недоумение, Алэн попытался объяснить:
— Сегодня все не так, как всегда. Обычно Джон не удостаивает нас своим присутствием за ужином.
— Думаю, его заинтересовала ты, — добавила Ники.
Дженнифер не сводила глаз с Джона, он преспокойно опустошал свою тарелку. Когда он поднял глаза, его взгляд сбил Дженнифер с толку.
— Я читал вашу статью. Отличная работа для такой трудной темы, — он говорил быстро и четко, с едва заметным западноиндийским акцентом.
— Спасибо, — ответила она так же быстро.
— Однако вам едва ли удалось проникнуть в суть явления, — продолжал он, вытирая губы краешком белоснежной салфетки с таким же изяществом, с каким только что разрушил ее ожидания.
Ники залилась чистым звенящим смехом:
— Вот видишь, Дженнифер, Джон наш проводник на дорогах жизни. Он играет сразу много ролей: секретаря, шофера, шеф-повара, дворецкого, своего рода наставника…
— А еще дяди, отца и друга, — перебил Алэн.
— И любовника, — напомнила Ники.
— Да, это тоже, — согласился Алэн.