Джентльмен-капитан
Шрифт:
Мы с Фаррелом сидели на кормовой галерее, обсуждая способы, которыми капитан может проверить работу своих уоррент–офицеров, не нанеся им при этом обиды. Я слышал, как пробили семь склянок — всего полчаса до смены вахты. Пока мы говорили, Маск ворчливо хлопотал: готовил пышный приём для мэра Обана, время от времени жалуясь на страшные тяготы, что сам он и возложил на свои плечи. Настало время отлива, и корабль развернулся на единственном якоре, встав носом к берегу. Теперь я знал такие вещи — скорее, чувствовал их. Сквозь окна каюты мы смотрели на безрадостный берег, а за фьордом позади нас было различимо открытое море.
Я заметил маленькую лодку, отходящую от берегов Ардверрана, но не придал ей значения: каждый день нас посещали не
Несколько минут спустя Макдональд из Килрина взошёл на борт и был приглашён в мою каюту. Оказавшись внутри, он передал приглашение для высокочтимого капитана Квинтона составить компанию леди Макдональд в короткой морской прогулке на следующий день. Моё согласие могло выглядеть слегка поспешным. Обернувшись, я на мгновение уловил след понимающей улыбки на лице этого старого разбойника, Финеаса Маска.
Глава 16
Бёлин Макдональдов поравнялся с нами незадолго до полудня, сразу по завершении разоблачительной и весьма некомфортной (с точки зрения Певерелла) проверки отчётов казначея. На лодке сидели двенадцать гребцов, по шесть с каждой стороны, все в роскошных нарядах из тартана и перьев, девочка–служка и кормчий завершали картину. Ближе к корме из подушек соорудили удобную тахту, на которой возлежала графиня Коннахт, одетая строго и практично: мужской камзол, плащ и пышная юбка до пола, поскольку, несмотря на яркое солнце, ветер всё же дул с запада и был достаточно свеж, чтобы считаться холодным.
Пугающе большое число матросов нашли повод оказаться у правого борта и обозреть представление, громко — так, чтобы капитан хорошо расслышал — предлагая советы по различным тактическим подходам к его гостье. Боцман Ап грозно вышагивал, помахивая дубинкой, и что–то ворчал об уважительном отношении к капитану и леди, но его словам не хватало пыла. Возможно, он оставил меня как безнадёжный случай чрезмерного мягкосердечия.
Пропуская скабрёзности мимо ушей, я спустился в галеру. Графиня улыбнулась, подала для поцелуя руку и велела мне сесть рядом с ней. Бёлин отчалил от «Юпитера», легко двигаясь прямо против ветра, курсом, неподвластным ни одному паруснику.
— Итак, капитан Квинтон, — произнесла она, и я вновь был поражён сталью в её голосе, совсем неожиданной для такой красавицы. — Всё–таки вы здесь. Килрин считал, что вам не хватит духу, на виду у всей команды.
Я возразил, что женат, и всего лишь принимаю великодушное приглашение благородной леди, чей титул не позволяет мне отказаться. Она спросила, полушутя, значит ли это, что я здесь только из чувства долга, а не ради удовольствия, и я ответил какой–то галантной чепухой о том, как можно счастливо сочетать одно с другим. На это она улыбнулась и стала угощать меня маленькими шотландскими лепёшками, будто бы её собственного приготовления. Служанка, юная уроженка островов, не говорящая по–английски, налила нам сносного вина.
Бёлин проходил у самых скал сквозь узкие проливы, недоступные для большого корабля. Вокруг нас расстилались земли Ардверранов, сказала графиня, вернее, то, что от них осталось. Она гордо указывала на то хозяйство или эту рыбацкую хижину, с удовольствием перечисляя имена людей и названия мест на напевном шотландском языке, так похожем, по её словам, на родной для нее ирландский.
Она расспросила о моей семье и меньше чем через час уже знала всё: о моей прелестной жене и желчной матери, о героическом отце и скрытном брате, о деде–пирате и бабушке–француженке, об обеих сёстрах, живой и мёртвой — всю историю Квинтонов. Она узнала о смерти капитана Харкера, моём внезапном назначении ему на замену и о непростых отношениях с офицерами «Юпитера». О собственной
В свою очередь, я спросил про её почившего мужа, в попытке лучше уяснить роль Годсгифта Джаджа в его смерти. Она отметила лишь, что её муж был сильным человеком, верным своему королю. Оживилась она, только рассказывая о сыне и его будущем вступлении в права наследства. Тогда, возможно, она удалится в свою родную Ирландию, хотя, говорят, многое там изменилось: её близкие изгнаны со своих земель людьми Кромвеля и явившимися вслед за ними дельцами–перекупщиками. «В ад или в Коннахт» [20] , — так было сказано, и её титул стал проклятием, хотя земли Коннахта не так уж плохи, утверждала она. По её страстным речам было ясно, что недостижимость земель Коннахта для графини, чья семья их потеряла, делала их особенно желанными.
20
В ад или в Коннахт — в 1652–53-х годах английский парламент утверждает один из жесточайших в истории политических курсов, известный как «Ад или Коннахт». В планы правительства входило полное подчинение трёх четвертей Ирландии и передача местной конфискованной земли солдатам Кромвеля в качестве платы за верную службу; население Ольстера, Мунстера и Лейнстера предполагалось выселить к западу от реки Шеннон, на территории Коннахта и графства Клэр. Если к первому мая 1654-го года кто–либо из переселенцев вдруг оказывался к востоку от Шеннона, его ждала смертная казнь.
Мы поравнялись с разрушенной крепостью на берегу. Не такая древняя, как форт, что мы с юным Макферраном исследовали накануне, крепость, похоже, принадлежала к дням сражений между Англией и Шотландией за обладание всей этой страной. Когда я спросил графиню, так ли это, её глаза вспыхнули — но оттого ли, что ей было отвратительно моё невежество или по совсем другой причине, трудно сказать.
— Вовсе нет, — ответила она. — Здесь находился престол лэрдов Островов, предков моего сына. То было великое морское королевство, охватившее все острова вокруг — Внутренние и Внешние Гебриды — и земли вдоль берега: Арднамерхан, Кинтайр и другие. Главная их резиденция располагалась в Финлагане на Айле, но иногда лорды приплывали и сюда, поохотиться и насладится более мягким климатом.
История этих мест была мне неведома. Я попросил её рассказать ещё. Мгновение она перебирала пальцами длинные рыжие волосы, будто потерявшись в мыслях. Затем повернулась ко мне.
— Это не древние предания, капитан. Последний Макдональд, носивший имя лэрда Островов, был незаконно лишён своих владений и титулов королём Шотландии Яковом Четвёртым в 1493 году, меньше семидесяти лет назад. Когда я, девочка–невеста своего мужа, появилась в Ардверране, был здесь один старик, давно перешагнувший девяностолетний рубеж. Его отец женился поздно, лет под семьдесят, на женщине, что была на полвека моложе его. Мальчишкой, капитан Квинтон, этот отец служил поварёнком у Александра, последнего лэрда Островов. Он был свидетелем гибели королевства. Он видел, как солдаты короля Якова прискакали к этой башне и подожгли её. Он передал эту историю сыну, а тот — мне, так ярко, будто бы я наблюдала всё своими глазами. Минуло всего два поколения, капитан, и мы с вами уже здесь, у края живых воспоминаний.
Да, сейчас такое происходит и со мной. Вот я живу в Лондоне второго Георга и этого грязного ворюги Уолпола, но перед моим мысленным взором легко предстаёт старик, которого я знал когда–то, старик, что сражался с Непобедимой армадой и танцевал с королевой Бесс. Тот самый, у которого в детстве был престарелый слуга, что пронзил тело пресловутого Якова, короля Шотландии, павшего на Флодденском поле. В такие загадки и фокусы играет с нами время. И чем старше становишься, тем сильнее затягивают воспоминания, и тем яснее видишь, какой же ты всё–таки глупец.