Джентльмен-капитан

Дэвис Дж. Д.

Это утраченное наследие явно очень много значило для графини. Изогнув изящную шею, она отвернулась и углубилась в изучение руин, пока служанка наполняла наши кубки. Я сидел в тишине, наблюдая за сотнями чаек, что кружили у скалистых утёсов берега, издавая грубые пронзительные крики. Внезапно миледи встряхнулась, с улыбкой склонившись ближе, чтобы спросить, есть ли у нас с женой дети. Когда я ответил, что нет, и это после трёх лет брака, она чуть нахмурилась.

— Но ваши отношения, Мэтью — да, думаю, я буду звать вас Мэтью — ваши отношения таковы, как вам бы и хотелось? — Она умолкла, будто бы старательно выбирая слова. — Вы близки со своей женой, Мэтью?

В такой тёплый день, выпив хорошего вина и сидя рядом с той, что прекрасней всех

на свете, я легко мог представить, о каких отношениях шла речь. Слишком легко. Я почувствовал, как начинаю краснеть, глядя в её лицо, на игривую улыбку безупречных губ. Неловко, чуть задыхаясь, я ответил, что «отношения» у нас с Корнелией вполне удовлетворительные — и не лгал. Они были такими удовлетворительными, по правде сказать, и такими частыми, что неспособность зачать ребёнка оставалась загадкой для нас обоих. Это не особо заботило Корнелию, чьи родители за сорок лет супружества лишь дважды и с десятилетним перерывом произвели потомство. Но я был наследником Рейвенсдена и рисковал стать последним наследником — последним из Квинтонов. Не похоже, что мой брат Чарльз, нынешний граф, соберётся жениться, и ещё менее вероятно, что он станет отцом — ибо те его наклонности, которых он не лишился после битвы при Вустере, имели иное направление. Оставался дядя Тристрам, более чем на тридцать лет меня старше. И хотя он, подобно нашему королю, наплодил немало сыновей по всему королевству, он — опять же, подобно нашему королю — не женился ни на одной из их матерей. Все остальные ветви рода Квинтонов окончились дочерями, мертворождёнными или бесплодными безумцами. Моя мать была достаточно тактичной, чтобы не напоминать нам с Корнелией об этих чудовищных обстоятельствах и о нашем долге произвести наследника — чаще трёх или четырёх раз в неделю, по крайней мере.

Графине Коннахт понадобилось совсем немного времени, чтобы вытянуть из меня все страхи и надежды. Её замужество продлилось около десяти лет и увенчалось лишь одним ребёнком, и она посочувствовала мне и предложила ещё лепёшек и вина. Ободрённый добрым рейнвейном, ослепительными бликами солнца на воде и близостью этих полусмеющихся–полусерьёзных зелёных глаз, я спросил, не возникало ли у неё желания снова выйти замуж. Несомненно, жизнь вдовы в этих землях, особенно зимой, это истязание одиночеством.

Она могла, и, возможно, должна была заклеймить меня за такую дерзость. Вместо этого графиня спокойно ответила:

— О, у меня не было недостатка в предложениях, капитан. Титул, даже лишённый земель и не признанный королём, привлекает особый тип мужчин, как мотылька пламя. Макдональд из Гленверрана, родич моего почившего мужа, просит моей руки ежегодно на Рождество, но этот человек никогда не был знаком с мылом. Даже Кэмпбелл из Гленранноха сватался ко мне, как только вернулся с войны.

Это было неожиданно. Графиня перехватила мой удивлённый взгляд и продолжила:

— Его жена–немка умерла много лет назад. А сын, как говорят, предпочитает роскошь Амстердама заботам землевладельца. Генерал влачит уединённое существование. Но свадьба между кланами Макдональд и Кэмпбелл, даже если невеста Макдональд только по праву замужества, что ж, капитан, это сродни свадьбе между Францией и Англией, только с меньшими шансами на успех. — Она посмотрела на море вокруг. — И потом, мне кажется, я отпугиваю мужчин. Думаю, большинство считает, что я слишком откровенна в своих речах. Общий недостаток моей семьи и моего народа. Но меня вполне устраивают одиночество и компания сына.

Она спросила о моих планах на будущее, и оказалось, что я не в силах ответить с какой–либо долей уверенности.

— Я полагаю, что как наследник, должен осторожно строить планы… — я запнулся. — Все они зависят, вернее сказать, все они рассчитаны…

— На то, что ваш брат не умрёт? А он может умереть, Мэтью Квинтон?

— Чарльз — то есть, граф — был ранен на войне…

— Ах. Как говорят циники у меня на родине, капитан, мы все умираем, даже младенцы на руках. Вопрос лишь в том, сколько

времени на это уходит. Возможно, время вашего брата уже пришло?

Я был поражён её намёком. Не грубостью слов. Я слышал достаточно прямых речей от шлюх при дворе в Уайтхолле, и Частити Баркок в Рейвенсдене умела говорить просто, как обычная торговка, расписывая, что ей хотелось бы сделать с достопочтенным Мэтью. Но такое ложное, ошибочное предположение…

— Я не желаю смерти своему брату, миледи. Я не хочу быть графом!

— Ох, Мэтью. Бедный, несчастный Мэтью, — улыбнулась она, изогнув бровь. — Я не желала быть титулованной графиней Коннахт, но так вышло, что мой отец умер. Я не хотела быть хозяйкой Ардверрана, но так вышло, что умер мой муж. — Странное выражение, которое я не смог объяснить, промелькнуло на её лице. — Иногда зимой, когда день отличается от ночи только тем, что тучи становятся чуть светлее на несколько часов, мне больше нечего делать, кроме как читать. Недавно мне попалась гадкая лживая книга, где утверждалось, что жизнь — это вещь одинокая, бедная, грязная, грубая и короткая. Я много думала об этой фразе, Мэтью. Одинокая, бедная, грязная, грубая и короткая. Правдивость её привела меня сюда, и кто знает, куда занесёт она вас?

Наша лодка двигалась вдоль пустынного берега. То тут, то там сиротливо стояли башня в руинах или хижина. Миледи молчала, глядя на озарённые солнцем земли за береговой полосой. Наконец, указала на них тонкой рукой.

— Потерянные земли Макдональдов, капитан, — сказала она. — Всё вокруг, куда ни глянь, принадлежало когда–то клану моего мужа. Владения Ардверранов простирались почти до самого Кинтайра. Теперь они собственность Кэмпбеллов. Вон там, к северу, — земля Гленранноха, вся она — на прежней территории Макдональдов. Всё, что лежит к югу и к востоку — в руках Кэмпбелла из Аргайла, несмотря на то, что сам Аргайл мёртв. Скажите мне, капитан Квинтон, вы знакомы с королём, не так ли? Я слышала, ваш брат — его старый друг. — Я согласился, и она продолжила: — Тогда объясните мне, капитан. Макдональды, и мой муж в их числе, сражались за этого короля. Лорд Аргайл издевался над ним и предал его, и король вполне оправданно насадил его голову на пику Эдинбургского замка. Так не будет ли справедливым теперь отдать земли предателя, Кэмпбелла из Аргайла, верным королю Макдональдам, которым они и принадлежали по праву с незапамятных времён? — Она посмотрела мне прямо в глаза с непроницаемым видом. — Где же ваш король со своим правосудием, капитан Квинтон?

Я молчал, крепко задумавшись над ответом. Честь требовала от меня защищать короля, моего монарха и друга моего брата. И тем не менее, в её словах было много истины — я уже не раз со дня Реставрации слышал подобные доводы. Многие кавалеры ринулись домой из изгнания, только чтобы узнать, что их земли давно попали в руки перекупщиков или военных, и, возможно, проданы ещё раз совершенно невинным и полноправным новым владельцам. Что же делать королю? Умиротворить верных соратников и объявить недействительным любой передел земель с момента казни его монаршего отца? Это почти наверняка станет поводом для начала новой гражданской войны под крики обделённых. Или подтвердить права нынешних хозяев, тем самым наградив людей, десятилетиями яростно воевавших с короной, и оставив ни с чем тех, кто так преданно служил ей?

По своему обыкновению, король выбрал тот же путь, каким всегда пользовался в подобных случаях, если выбор перед ним был сродни Сцилле и Харибде.

Он не сделал ничего.

Вернувшимся кавалерам и занявшим их территорию круглоголовым пришлось самим по мере возможностей договариваться о решении, и многие семьи вынуждены были снова платить за землю, столетиями принадлежавшую им. И хотя даже в худшие времена моя мать как–то сумела сохранить почти всё имение Квинтонов в целости, она волей–неволей продала кое–что из менее важных владений в Хантингдоншире старому корыстному законнику, члену парламента с Чансери–лэйн. Он до сих пор остаётся их счастливым обладателем.