Джентльмен-капитан
Шрифт:
С завидной регулярностью ко мне заходили. Я осознал, это и есть обязанность старшего по званию: прочие считают, что у тебя всегда найдётся для них минутка, не замечая, что после всех их визитов капитану совершенно некогда заняться своими делами. Ненавистный Певерелл вновь возник перед моей дверью с намерением доказать, что в корабельных бумагах нет ни ошибок, ни приписок. У меня не было времени на его отчаянные полуправды, и я отослал его прочь. За ним прибыл главный канонир Стэнтон с докладом, что две бочки с порохом отсырели. Я был погружен в свои мысли и лишь сочувственно покивал, что, судя по косым взглядам Стэнтона, было не совсем подходящей реакцией.
Следующим, кто прервал мои размышления, стал Джеймс Вивиан. Увы, он опять занялся поисками убийцы своего дяди. Заикаясь, лейтенант проговорил,
Уже пробили восемь склянок послеполуденной вахты — или четыре часа. Команда только что приступила к первой собачьей вахте: одной из двух коротких двухчасовых вахт, ломающих привычный распорядок и позволяющих каждому человеку на борту выполнять равную долю своих обязанностей утром, днём и вечером. Тут раздался крик одного из дозорных об очередной приближающейся к нам небольшой лодке. Я не обратил внимания, однако пару минут спустя один из помощников Лэндона явился и доложил, что это лодка юного Макферрана, и в ней Ланхерн, Карвелл и какой–то груз. Это было странно: я не думал, что они сумеют так быстро найти «Ройал мартир» и вернуться. Я вышел на палубу и стал наблюдать, как лодка ловко подошла к нашему борту. Старшина Ланхерн поднялся на палубу и отсалютовал мне, а Макферран и Карвелл с трудом вытаскивали свою ношу, завернутую в лодочный парус.
— Капитан, сэр, — произнес Ланхерн и глубоко вздохнул, — мы так и не встретили «Мартир», но вот что мы нашли. — Не глядя, он указал на свёрток. — У Макферрана острый глаз. Он увидел, как это выбросило на берег у…
— Мойдарта, — после паузы продолжил за него Макферран.
Ланхерн кивнул.
— Решили, что нужно поскорее привезти это сюда.
Свёрток положили на палубу. Джулиан Карвелл распутал узлы и развернул парусину. Я не смог сдержать испуганный возглас, ибо передо мной лежал труп. В воде он раздулся, им попировали рыбы, но мне знаком был этот кожаный жилет, а того, что осталось от сурового лица, хватало, чтобы узнать погибшего. Я смотрел на бренные останки Натана Уоррендера, лейтенанта «Ройал мартира».
Мы спустили тело на орлоп–дек, где им занялся хирург Скин. Кого–то отправили за преподобным Гейлом. Мне не пришлось спрашивать у Скина, как Уоррендер умер, даже если бы мнение хирурга хоть чего–то стоило. Было и так ясно, что это не результат некоего грандиозного морского сражения между «Ройал Мартиром» и загадочным тёмным кораблём. Я повидал достаточно утопленников, чтобы хорошо знать разницу, но не это заставило команду вздрогнуть от ужаса, смешало мои мысли и приостановило исследование Скина, а верёвки, которыми скрутили запястья и лодыжки мертвеца. Не таким должен был стать конец для человека, честно бившегося против моего отца при Нейзби и с тем же благородством отнёсшегося ко мне, его сыну. Я содрогнулся, вспомнив его последние слова, сказанные мне: «Да смилостивится Бог над теми, чьи дни сочтены».
Подавленный, я вернулся в свою каюту, чтобы дописать несколько слов во всех письмах, сообщая получателям об этом новом повороте событий. Я делал это с тяжёлым сердцем: я был уверен, что, если Корнелия когда–нибудь и прочтёт эти строки, я уже давно буду мёртв и стану кормом для рыб, подобно Натану Уоррендеру. Запечатав письма, я вручил их Макферрану, чтобы на его лодке они доплыли до замка Данстаффнидж и отправили их с королевской почтой.
Вскоре после этого в дверь каюты постучал Джеймс Вивиан. По правде говоря, я совсем забыл о лейтенанте и о новом направлении его изысканий. Я с неохотой пригласил его войти. Лицо Вивиана несло глубокий отпечаток страха и неуверенности. Он вдруг показался мне совсем ребёнком, куда младше своих восемнадцати лет.
— Сэр, смерть капитана Уоррендера… — прошелестел он и затих, попробовал снова заговорить, но безуспешно. Я налил ему немного слабого пива, и он выпил.
— Капитан Уоррендер был человеком непреклонным, мистер Вивиан, — сказал я. — То, как он умер, шокировало всех нас.
— Нет, сэр. Не в этом дело. Сэр, это его… — и снова он запнулся, а затем умолк.
Я терпеливо ждал, изобразив на лице ободряющее выражение, хотя на самом деле был более чем недоволен непроходящей одержимостью лейтенанта. Я уже с трудом выносил её. Наконец, он судорожно вздохнул и сумел описать, внятно и последовательно, как прошёл его день. Человек, которого он хотел расспросить о смерти Пенгелли, вернулся с берега. Это был один из немногих наших девонцев, Уильям Бэрри, осторожный и хитрый плут, не пользующийся популярностью на нижней палубе. Его реакция на известие о страшной участи Уоррендера была сильной и совсем нехарактерной, настолько, что именно он попросил разрешения поговорить с Джеймсом Вивианом прежде, чем тот успел сам его найти.
Вивиан дрожал так сильно, а речь его была так прерывиста и несвязна, что моё терпение начало иссякать. Я резко велел ему говорить по существу. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел панику. Он молча протянул руку. В ней лежало смятое письмо. Я вопросительно взглянул на лейтенанта, он кивнул, продолжая протягивать мне письмо, и я взял его.
«Любимый сын, — было неловко выведено корявым почерком, — прости своей Ма это письмо, писаное за меня констеблем, но жуткая история взбудоражила всю деревню, и я не могла не послать тебе весточку. Дело в госпоже Роуз, вдове, приехавшей из Корнуолла и вышедшей замуж за старого Исаака Роуза (у него была ферма в Калхеле, если помнишь, хотя ты тогда, по правде говоря, был совсем ещё крохой). Ужасные вещи произошли с её сыном, что звался Пенгелли, он был помощником у торговца из Труро, когда она здесь появилась. Да хранит Бог его душу, она узнала, что сына встретил чудовищный конец — его зарезали, как борова, на дороге в Хамптоншире. Ещё она рассказывала о его последнем хозяине, твоём бывшем капитане Харкере. Тоже убийство, говорит. Я так напугана, ты должен простить свою старую Ма, но во имя нашего драгоценного Спасителя, напиши мне, сын — эти тёмные дела так тяжко давят на моё сердце, мне нужно знать, что ты в целости. Госпожа Роуз исполнена горя и взывает в своих бедах к брату на другом корабле, что плывёт с вами. Говорит, он офицер, звать Уоррендер, хотя, наверное, она не в себе, ведь я слышала, во время войны он был в кавалерии Чудли…»
— Сэр, это мать Пенгелли, — заговорил Вивиан, не в силах сдерживаться, пока я читаю. — Её девичье имя было Уоррендер.
Мужчинам трудно хранить секреты, ибо наши имена неизменны, но женские тайны могут вечно прятаться за новыми именами, что получают они в каждом новом браке. Дважды в тот день я познал этот урок среди далёких западных оплотов Шотландии, и с тех пор не раз находил повод убедиться в его пользе. Макдональд и О’Дара, Пенгелли, Роуз, Уоррендер — так долго скрываемые истины. Я стоял перед Джеймсом Вивианом, а имена всё повторялись и повторялись у меня в голове.
Тогда, и только тогда, с моих глаз наконец упала пелена.
Глава 18
Мы похоронили Натана Уоррендера ранним утром следующего дня, в Страстную пятницу, на кладбище древнего покосившегося кёрка, — так шотландцы называют церковь — что стоял на одном из мысов напротив нашей якорной стоянки. Макферрану удалось отыскать местного пастора, дряхлого старика, который был убеждён, будто я — маркиз Монтроз, вернувшийся из мёртвых, и без возражений позволил преподобному Гейлу провести службу. Возражения возникли со стороны самого Гейла. Уоррендер был мятежником и, несомненно, раскольником, творившим зло против короля и церкви. Он поднял оружие против помазанника Божьего. Это правда, сказал я. Но кем бы ещё он ни был в жизни, Натан Уоррендер умер флотским офицером на службе у короля Англии, и мы обязаны отдать должное его рангу. Более того, он сражался не только против короля, но стал свидетелем гибели моего отца и с почтением относился к его памяти. Может, у Фрэнсиса Гейла и нет желания простить или забыть, сказал я ему, но Мэтью Квинтон готов это сделать.