Джентльмены чужих писем не читают

Горяйнов Олег Анатольевич

– Я тебя слушаю, – птичьим голосом сказал Бурлак, вытерев слезы с лица.

– Дело такое, – сказал Ноговицын. – Ребята завтра с утра испарятся. На три дня. В четверг вернутся. Если что – они здесь, в хате. Работают на проверке. Ври что хочешь, но до утра четверга нужно продержаться. Кровь из носу.

– Ну, это организуем, – сказал Бурлак.

– Вот и хорошо. Значит, если всё пройдет гладко, твой бакшиш – три тысячи баксов. Окей?

– Баксов – это долларов?

– Их.

– Ну, окей.

– Ровно в четверг к обеду лягут на твой счёт. Могу наличманом, если хочешь. Но твои люди тоже ничего не должны заметить. То есть, должно

постоянно ощущаться всем персоналом присутствие нас всех троих. Если что – чтобы они под присягой поклялись, что мы все здесь были. Я понятно объяснил?

– Вполне.

– Договорились?

– Насчёт меня – нет проблем. Насчёт моих людей – боюсь, возникают трудности… за те же деньги…

– Как! я не сказал?..

– Не сказал…

– На тебя, Володя, ведь сигнал поступил серьёзный. От твоего зама. Очень серьёзный. По прежним временам – уже был бы тебе здец3.14. Окончательный и бесповоротный. Но и по нынешним временам он недалеко отсюда бродит. Так вот – сделай мне хорошо, Володя, и я в четверг тебе подарю эту бумажку. С собственноручной подписью мерзавца. Ну как?

– Договорились.

Ноговицын налил по чуть-чуть себе и Бурлаку. Они чокнулись и выпили молча, глядя друг другу в глаза, как стосковавшиеся голубки.

Хлопнула дверь, раздался могучий плеск, и грозный бас заревел:

– Я вам сейчас покажу, на хер, Чёрррное море, потому что вы, блин, ни херрра не видели Чёрррного моря!!!

Бурлак с Ноговицыным поспешили к бассейну. Вода доходила Игорю Клесмету, стоящему ровно посередине бассейна, до ключиц. Огромными руками он с силою колыхал воду: вперёд-назад, вперёд-назад.

– Присоединяйтесь!!! – крикнул он подошедшим полковникам, багровея от натуги.

Бурлак недаром сожрал маньянского соусу: быстрый взгляд, которым обменялись Гарвилло с Ноговицыным, мимо его внимания не проскочил.

– Ну же!!! – вскричал Клесмет.

Волна, которую он поднял, уже перехлёстывала через бортик и растекалась по кафельному полу.

– Набрызжем мы тут тебе, Володя… – виновато сказал Ноговицын.

– Ничего, бойцы подотрут, – сказал Бурлак.

– Ну, тогда прыгаем?..

– Прыгаем.

Они прыгнули в бассейн и теперь раскачивали воду в восемь рук.

– Я вам сейчас покажу, на хер, Чёрное море, потому что вы, блин, ни херрра не видели Чёрррного моря!!! – опять заорал Клесмет.

– Ни хера не видели!!! – завопил Гарвилло. – Чёрного моря!!!

– Не видели ни хера!!! – крикнул Бурлак и сам себе удивился.

Воды в бассейне заметно убавилось. Чтобы волна оставалась прежней высоты, полковникам уже недостаточно было стоять на месте и двигать руками. Им теперь приходилось синхронно с движением водной толщи бегать от бортика к бортику. По очереди они, высоко подпрыгнув, падали на воду и по нескольку секунд качались на созданной их усилиями волне.

Вода растекалась по полу, по багровым рожам растекалось блаженство.

Глава 38. Ольга Павловна учиняет гадость

Конечно, нация вредная и на земле вполне излишняя, размышляла Ольга Павловна, выходя на обочину и голосуя такси. С одной стороны. Но с другой стороны – ведь недаром писал кто-то из этихъ, прошлого века, что жидам для того шкуру на конце обрезают, чтобы там Божий ангел селился; потому так сладко, так сладко нынче ночью Маркуша меня отодрал.

Теперь нужно бы на работу, но работа подождёт, а сначала –

к Полине в Киноцентр; эту дуру Ольге Павловне после безудержного Марка или какого другого хорошего любовника всегда было особенно приятно видеть, оргазмически радостно было рассказать ей о прошедшей ночи, об урагане страсти, о бешеном огненном коне, на котором они с Марком, сплетясь ногами, телами, сиськами, всем чем только можно, скакали и резвились в рассветных небесах под грозовыми тучами.

Полина захлопает коровьими глазами, глаза нальются чёрной влагой, голос от зависти дрогнет и пропадёт в хрип и кашель, они примут под кофе коньяку, покурят длинных чёрных сигарет, Полина от обиды соврёт что-нибудь, жалкая, зная, что ей не верят ни на грош, рандеву оборвётся в ничтожные заклинания о погоде, а может, Ольга Павловна, чтобы окончательно досадить лучшей подруге, добьёт её рассказами о своих маньянских похождениях, а может, и пощадит, потому что и одного Марка вполне хватит, чтобы Полина потеряла покой и сон на две недели вперед.

Свежо предание о том, что не так давно ещё они снимали кавалеров на пару, и трахались синхронно, на соседних койках, в момент оргазма пожимая друг дружке руки, а верится с трудом. Потому что Ольга Павловна какая была всю жизнь баба-ягодка, такая и осталась, если не стала ещё слаще. А Полина – нет, Полина не нашла в себе воли противостоять мучному и сладкому, не нашла в себе силы поменять жиры на углеводы, она отрастила себе курдюк шире плеч (афедрон, как душки военные говорят), а сами плечи у неё, как и курдюк, свисли вниз, глаза стали круглые и пустые, и на объект чьих-нибудь сексуальных вожделений стала похожа менее, чем каменный хулиган, грозящий булыжником церителиевскому зоопарку, похож на освобождённого партийного активиста.

И всё же я добрая баба, улыбнулась про себя Ольга Павловна, развалясь на заднем сиденье жёлтой “соньки” с рекламой “Кремлёвской водки” на крыше. Добрая я, добрая. Возьму и куплю Полине мальчика. На постоянку, чтобы два раза в неделю приходил и трахал. Если Юрочка с Игорьком благополучно съездят, тогда хватит денег на целый полк мальчиков, на целый легион лучших мальчиков города Москвы и прочих блядских окрестностей. Бери, Полина, пользуйся – не жалко для лучшей подруги ничего! Да, так и сделаю. Пойду в магазин “Мальчики” и попрошу взвесить три центнера самых лучших. Только где этот магазин? Там же, где тусуются педерасты и прочие маргиналы? Ольга Павловна не знала, где в Москве находится магазин по торговле мальчиками. Она вообще не касалась этой индустрии. Ей и не к чему пока было: любовников хватало, причем разных, от еврея до генерала. Если бы не сочувствие к подруге, ей вообще мысль о наёмных любовниках в голову бы не пришла.

Машина легко шла вдоль развороченных тротуаров омолаживающейся столицы, вдоль бесконечных её развалин и строительств, бомжатников её, дворцов, диких рынков, разбитых и взорванных автомобилей, шлюх и нищих, барыг, арбузных развалов, ментов, пугающих мирного жителя своим невероятным количеством, ротвейлеров на газонах, ларьков и бутиков.

С некоторых пор, возвращаясь по утрам от неистового Марка, Ольга Павловна не решалась пользоваться общественным транспортом. Как-то после такой вот самозабвенной ночи она рискнула поехать на метро, взялась за круглый железный поручень – и немедленно кончила, да так бурно, что какая-то оказавшаяся поблизости пожилая тётка с сумками в ответ толкнула её и нещадно выматерила. С тех пор – только такси.