Джентльмены Сьерры-Морены и Чудесная история дона Бернардо де Суньиги
Шрифт:
— Из замка Бехар? — переспросил удивленный дон Бернардо.
— Да.
— И что же вы делали в замке Бехар?
— Я там был, чтобы исповедовать и соборовать дона Бернардо де Суньигу, который, почувствовав около полуночи, что он умирает, позвал меня, чтобы получить отпущение грехов; но я, хотя и выехал без промедления, прибыл в замок слишком поздно.
— Как слишком поздно?
— Да, когда я приехал, дон Бернардо де Суньига был уже мертв.
— Уже мертв! — повторил рыцарь.
— Да,
— А приблизительно в котором часу он умер?
— Около часу ночи, — ответил монах.
— Это невозможно! — в раздражении сказал рыцарь. — Эти люди взялись свести меня с ума!
И дон Бернардо погнал коня дальше. Через десять минут он был у двери кузницы.
— Ох-ох! — удивился кузнец. — Что это с вами, сеньор? Вы так бледны!
— Мне холодно, — признался дон Бернардо.
— Вот ваш ключ.
— Вот твое золото.
И рыцарь бросил в руку кузнеца двенадцать золотых монет.
— Господи Иисусе! — воскликнул тот. — Где это вы держите ваш кошелек?
— А в чем дело?
— Ваше золото холодно как лед. Кстати…
— Что такое?
— Не забудьте трижды осенить себя крестным знамением, прежде чем пользоваться ключом.
— Это почему?
— Потому что, когда куют ключ от церкви, дьявол всегда является раздувать огонь.
— Хорошо. А ты не забудь помолиться за душу дона Бернардо де Суньиги, — попросил рыцарь, пытаясь улыбнуться.
— Рад бы, — сказал кузнец, — но боюсь, что мои молитвы дойдут до неба слишком поздно, потому что он умер.
Хотя дон Бернардо при всех этих встречах сохранял спокойный вид и с улыбкой выслушивал странные ответы, все виденное и слышанное им этим утром не могло на него не подействовать и, при всей его отваге, произвело сильное впечатление. И прежде всего этот холод, этот нарастающий смертный холод, леденивший все его тело вплоть до крови в сердце и мозга в костях, внушал ему неодолимый страх.
Он надавливал ногами на стремена, но не ощущал под ступнями опоры. Он сжимал одной рукой другую, но и этого уже не ощущал.
Повеяло вечерним ветерком, и он свистел в ушах рыцаря, как северный ветер, продувая насквозь его плащ и одежду, будто они были не толще паутины.
Наступила ночь; он заехал на кладбище и там привязал коня к стволу платана. За весь день он ни разу не подумал ни о еде для себя, ни, тем более, о корме для коня.
Он улегся в высокой траве, чтобы по возможности защититься от ледяного ветра, словно решившего уничтожить его. Но едва он коснулся земли, как ему стало еще хуже. Эта земля, вся состоящая из частиц смерти, показалась ему мраморной плитой.
Тщетно пытаясь противиться холоду, рыцарь мало-помалу впадал в какое-то оцепенение, из которого его вывели голоса людей, копавших могилу.
Дон Бернардо сделал над собой усилие и приподнялся на локте.
Двое могильщиков, увидев человека, похожего на выходца из могилы, вскрикнули от неожиданности.
— Черт возьми! — обратился рыцарь к могильщикам. — Благодарю вас: вы разбудили меня, пора вставать!
— И правда, — ответили ему, — благодарите нас, сеньор, ведь уснувшие здесь не просыпаются никогда.
— А что вы делаете в такой час на кладбище?
— Вы это сами прекрасно видите.
— Копаете могилу?
— Разумеется.
— А для кого?
— Для дона Бернардо де Суньиги.
— Для дона Бернардо де Суньиги?
— Да, говорят, в завещании, составленном две-три недели тому назад, достойный сеньор попросил, чтобы его похоронили на кладбище монастыря Непорочного зачатия, и получилось так, что только сегодня вечером нам поручили эту работу; теперь надо наверстывать упущенное время.
— А когда же он умер?
— Минувшей ночью, около часу. Теперь, когда могила готова, дон Бернардо может явиться, когда захочет. До свидания, ваша милость!
— Постой-ка, — сказал рыцарь, — всякий труд заслуживает платы: вот, держи для тебя и твоего товарища!
Он бросил наземь семь или восемь золотых монет, и могильщики поспешили собрать их.
— Пресвятая Дева! — воскликнул один из них. — Надеюсь, вино, которое мы выпьем за ваше здоровье, будет не таким холодным, как ваши деньги, иначе у нас душа закоченеет в теле.
И они ушли с кладбища.
Пробило половину двенадцатого; дон Бернард о прогуливался еще полчаса, собрав все свои силы, чтобы держаться на ногах: настолько стыла кровь в его жилах; наконец, пробило полночь.
При первом же ударе колокола дон Бернардо вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь в церковь.
Велико же было его удивление: церковь оказалась вся освещенной, хоры открытыми, колонны и свод затянуты черной тканью; множество свечей горело в приделе, ярко озаряя его.
Посреди придела был возведен помост, а на нем лежала вся одетая в белое монахиня; голову ее украшала большая белая вуаль, перехваченная на лбу венком белых роз.
Странное предчувствие сжало сердце рыцаря. Он подошел к помосту, склонился над умершей, приподнял вуаль и вскрикнул.
Перед ним лежало тело Анны де Ньеблы.
Он огляделся, чтобы увидеть кого-нибудь, кто мог бы ответить на его вопросы, и заметил ризничего.
— Чье это тело? — спросил дон Бернардо.
— Анны де Ньеблы, — ответил славный малый.