Джентльмены
Шрифт:
Приближался ужин, готовили мы по очереди. Генри был настоящим гигантом кулинарии, и его внушительная коллекция поваренных книг вмещала все — от экзотических лакомств с Бали до простой пищи для шведских охотников за сокровищами.
После ужина силы, как правило, нас покидали: усталость от физического и умственного труда давала себя знать. Мы играли в бильярд, смотрели телевизор, читали что-нибудь хорошее и разговаривали. Генри рассказывал истории из своей жизни в континентальной Европе и давал мне, не обладающему жизненным опытом, сопоставимым
Нам, несомненно, повезло: мы обустроили свой быт именно так, как надо. Я имею в виду душевно-телесный баланс. Нам не хватало только женщин.
Артисты — чувствительные души, вечные цыгане. Генри Морган не был исключением: его рояль в одно мгновение мог оказаться расстроенным, да что там — совершенно неисправным. Это был худший рояль в мире, и как, скажите на милость, можно достичь вершин мастерства, играя на этом корыте? Даже глухого стошнит от одного его вида, возмущался чувствительный композитор.
Разыграв в очередной раз эту сцену, Генри отправлялся в подвал, чтобы тяжким трудом изгнать гнев и злобу. Спустя час он обычно возвращался в еще более скверном расположении духа. Оказывалось, что Генри наткнулся на каменную глыбу в стене, которую невозможно изъять без подкрепления.
— Ну, не хорони себя живьем, — говорил я самым ласковым тоном. — Прошвырнемся до «Европы», побоксируем. Поможет.
— Хорошая мысль, — вздыхал Генри. — Дурацкий день, было же написано в гороскопе. Ничего не ладится.
Удрученный, но оттого не менее прозорливый Генри предвидел, что в тот день дела не пойдут как по маслу, но знал, что нападение — лучшая защита. Мы не собирались вешать нос и решили увенчать эту пятницу — а заодно и всю неделю, — дансингом. План был отличный.
Здесь нас не могли подстерегать неприятности. Побросав вещи в спортивные сумки, мы поехали к Хурнстуллю, на улицу Лонгхольмсгатан, в спортклуб «Европа». Поскольку дело было вечером в пятницу, никто из парней особо не усердствовал — кроме Гринго.
— Привет, девчонки! — как обычно, гаркнул Генри.
Все, кроме некоронованного короля Гринго, поздоровались с нами, а Виллис вышел из своего «офиса», чтобы поболтать о матче между Али и Спинксом. На эту тему он мог говорить часами, излагая собственную теорию относительно тактики Али и сравнивая его с Джо Луисом, который в сорок девятом году покинул ринг непобежденным — других вариантов у Али в нынешнем положении не было.
Гринго же был в самом воинственном расположении духа. Этот жеребчик спарринговал с Хуаном, которому требовалась жесткая тренировка перед надвигающимся матчем.
— Тише, тише! — кричал Виллис. — Потише, Гринго! Хуану нужно приличное лицо к понедельнику! Побереги порох!
Гринго был минимум на десять кило тяжелее изящного югослава, похожего на испанца. Кроме того, у жеребчика был жесткий правый хук, который ему не позволялось использовать во время спарринга. Это было настоящее
В тот день все располагало к реваншу. Гринго вызывал Генри на ринг, и Морган не мог отказаться. Он пробормотал что-то о дурной форме, ведь в последнее время не особо много тренировался, будучи занят другими делами — как он вечно пояснял Виллису, — но мальчишки уже сбежались. И Генри досталось, и немало. Гринго по-настоящему завелся и сразу пошел в атаку. Генри избежал травм лишь благодаря старым навыкам.
После двух раундов Генри сдался. Я ожидал, что это окончательно сломит его, учитывая все неудачи дня. Но опасения мои оказались напрасными. Генри пришел в отличное настроение, хотя все тело его наверняка болело от правых хуков Гринго, не оставлявших на противнике живого места.
— Спасибо, Гринго! — Генри протянул ему красную пятерню. — Ты из меня дьявола выколотил.
Гринго, чрезвычайно довольный реваншем, одарил Генри рукопожатием и улыбкой.
Проведя пару часов в «Европе», мы отправились домой, зайдя по дороге в винный магазин. Там купили пару бутылок вина, цыпленка-гриль и крупный картофель для запекания.
Когда мы добрались до дома, там было уже темно и мрачно. Огромная квартира и днем могла казаться мрачноватой, а в сумерках, пустынная и безмолвная, она напоминала средневековый замок. Приходилось здесь и там зажигать множество маленьких ламп, чтобы прогнать этот печальный полумрак.
— В этой квартире вечно таится ночь, — говорил Генри. — Стоит лишь задернуть шторы и включить воображение, и ночь здесь.
Голос его звучал беспокойно, невесело.
Вечер удался на славу. После ужина мы принялись чистить перышки, готовясь к веселью.
— Надо побриться, — сказал Генри. — Навести красоту. Это много значит…
Мы побрились со всей тщательностью. Генри всегда превращал повседневные процедуры в обстоятельное действо, исполненное утонченности и изящества. Речь шла об Искусстве Приготовления Еды, Искусстве Уборки и Искусстве Бритья. Наблюдать за Генри, который брился с мылом, кисточкой, опасной бритвой и ремнем для правки, было одно удовольствие.
Затем настала пора выбирать костюмы для «конфирмации». Генри достал темную фланелевую вещицу, а я — черную магическую и дополнил ее удавкой из коллекции Генри, добившись неплохого эффекта.
Генри постановил, что мы отправимся в «Балдакинен». По его мнению, это было неплохое место. Я не знал, каковы наши шансы, но Генри уверял, что проблем не будет.
— В Колонном зале умные, опытные девчонки. Они любого возьмут в оборот. Не волнуйся.
Мы поехали на метро к Центральному вокзалу, дошли по улице Васагатан до площади Норра Банторгет и вовремя оказались в «Балдакинен». Мне не стоило волноваться, уверял Генри — я и не волновался. Мы были в отличной форме, ноги так и рвались на танцпол, едва заслышав ритм.