Джеронимо! Книга первая. Война
Шрифт:
— … думаю, Джордж, он вполне достоин обучения на офицерских курсах. Не считая награды, конечно.
— Полагаете? — Паттон был настроен менее восторженно. — Ну, «Пурпурное сердце» он однозначно заслужил. А по совокупности подвигов…
— Не менее чем, на Медаль Почета, — резко поставив стакан с недопитым виски на стол, заметил Риджуэй.
— Думаете, что кто-то из конгрессменов даст рекомендацию? — Паттон заколебался, но видно было, что ему эта идея понравилась.
— Я взял на себя смелость связаться с конгрессменом Сабатом, знакомым с моим отцом, — ответил Мэтью, вновь беря стакан в руки. —
— Что ж…, думаю это неплохая идея, — отсалютовав стаканом заметил Джордж Паттон.
Они неторопливо, маленьким глотками допили бурбон, и командующий армией распрощался с комдивом, решив по пути заехать в госпиталь, чтобы самому взглянуть на новоявленного героя. К его сожалению, переговорить с раненым Томпсоном не удалось, его только что увезли на очередные процедуры. Тогда Паттон просто прошелся по палатам в сопровождении принимающего офицера, майора Чарльза Эттера. Все шло как обычно, быстрые беседы с некоторыми из лежачих раненых, грубоватые шутки генерала, столь нравившиеся солдатам. Задавая вопросы, Паттон перемещался вдоль ряда коек. В ответ на его вопрос о том, как дела, четвёртый пациент, рядовой Пол Беннетт заявил.
— Нервы у меня шалят. Как снаряды летят, слышу, а взрывы — нет.
Повернувшись в раздражении к Эттеру, Паттон спросил.
— О чем говорит этот человек? Что у него? Может, ничего?
Не дождавшись ответа от Эттера, который хотел посмотреть карту Беннетта, Паттон закричал на солдата:
— Ах ты, ни на что не годный сукин сын! Ах ты, трусливый ублюдок! Ты — позор для армии и немедленно отправишься на передовую драться, хотя это слишком хорошо для тебя. Тебя следовало бы поставить к стенке и расстрелять, хотя и это тоже. Слишком хорошо для тебя. Я сейчас сам пристрелю тебя, будь ты проклят!
Сказав это, Паттон потянулся за револьвером, выхватил его из кобуры и принялся размахивать перед носом Беннетта. Ударив Беннетта наотмашь по лицу, Паттон приказал явившемуся на шум начальнику госпиталя полковнику Карриеру.
— Я требую, чтобы вы немедленно убрали отсюда этого типа. Я не хочу, чтобы остальные ребята, которые сражались, не жалея жизни, сидели тут вместе с ним и видели, как с ним нянькаются.
Паттон уже стоял у выхода, когда повернулся и заметил, что Беннетт сидит на краю койки и плачет. Быстро вернувшись, он ударил Беннетта с такой силой, что каска слетела с его головы и выкатилась наружу. К этому моменту в палатку, привлеченные шумом, сбежались сестры и санитары, с ними и Том. Они видели эту «вторую оплеуху».
Заметив развоевавшегося дебошира, Толик не выдержал и, подскочив, свалил его с ног, заломив руку «на прием».
— Отпусти, ублюдок! — заорал недовольно Паттон.
— Простите, сэр, но вы ведете себя не по-джентльменски, — неожиданно даже для себя хладнокровно, словно во время разборок со шпаной, ответил Толик-Том. — Драться с больными, да еще с оружием… — он ловко выдернул и отбросил к ногам Карриера оба револьвера. После чего отпустил ругающегося, словно ковбой на перегоне скота, генерала.
— Кто такой?! — потирая ноющую руку, заорал генерал.
— Сержант Томпсон, сэр! — попытавшись вытянуться, но тут же скривившись от боли и присев на койку, ответил Том.
— Томпсон? Хм…, — генерал явно смутился, словно что-то припомнив. — Здорово дерешься, парень. С немцами также не церемонишься?
— Им хуже, сэр! — хладнокровно улыбнулся Том, стараясь не показывать навалившуюся слабость и боль в ранах. — Они же меня наказать не могут, сэр!
— Молодец, сержант, — невольно усмехнулся в ответ Паттон. — Но следующий раз будь осторожнее. И не защищай трусливых сачков.
И сразу вышел, вместе с полковником Карриером.
— Я ничего не могу с собой поделать, — громко признался он Карриеру. Так громко, что слышал, наверное, весь госпиталь, — у меня кровь закипает в жилах, когда я вижу, как тут нянчатся с проклятыми сачками.
Садясь в машину, Паттон повторил Карриеру.
— Я не шутил насчет того, что надо убрать отсюда этих трусов. Мне не нужно, чтобы трусливые ублюдки отсиживались в госпиталях. Их, наверное, придется все-таки когда-нибудь ставить к стенке, или мы разведем целые стаи мерзавцев. А сержанта не наказывайте. Настоящий американский герой.
Журналисты, бывшие в это время в госпитале, посоветовавшись, решили не упоминать о произошедшем в газетах. Однако врачи госпиталя использовали свои собственные связи в командовании и новость дошла до Эйзенхауэра.
Скандал разгорался, но для Тома, к его удивлению, все обошлось без последствий…
А за много тысяч километров от Сицилии, по советской Средней Азии путешествовал вице-президент США Уоллес. В этот день он как раз посетил только недавно отстроенный авиазавод.
«Паккард» неспешно катил по дороге. Сидящий на переднем сиденье, рядом с водителем, начальник охраны Джим Олсоп разглядывал окрестности. Водитель, заметив в зеркале заднего вида, что перегородка, отделяющая пассажирское сиденье закрыта, пошутил.
— Что, босс, старушку ищешь? — и оба они негромко засмеялись, вспоминая…
Выехав из ворот завода, Уоллес вдруг попросил остановить машину: сразу за проходной раскинулись огороды, на которых сажали картошку. Старуха в старой плюшевой кофте, разбитых кирзовых сапогах копала лопатой землю. Она была одна на этом большом поле. Уоллес подошел к ней и, вежливо поздоровавшись, спросил.
— Что ж вы одна, бабушка? Почему никто не помогает?
Старуха удивленно посмотрела на него.
— Да ты что, мил человек, с луны свалился? Все уже посадили, а я малость прихворнула… А помогать-то некому. Людям в заводе работать надо, а картошечку я как-нибудь сама, чай, не помру.
— А муж, дети у вас есть?
— Старика-то я схоронила, а сынков двое, на фронте… Где ж им еще быть… Вот ты, мил человек, по виду начальник, скажи, скоро ль мериканцы второй фронт откроют? Талдычат, талдычат, а сами ни с места. Глядишь, и детки мои вернутся быстрее.
Вряд ли Уоллес знал значение русского слова «талдычат», но смысл его понял. Он повернулся и подозвал Олсопа. Тихо, чтобы не слышала старуха, что-то сказал ему. Тот подошел к своим офицерам и пригласил их сесть в машину. Заводские ворота открылись. Минут через десять машина вернулась, и офицеры вытащили из нее лопаты. Уоллес, ни слова не говоря, взял одну и стал копать бабкин огород. Что было делать остальным? Они тоже взялись за лопаты…