Джевдет-бей и сыновья

Памук Орхан

Открыв дверь бабушкиной квартиры своим ключом, Ахмет сразу же услышал, как на другом конце коридора тикают большие часы с маятником. Пошел на кухню, чтобы попросить повара Йылмаза что-нибудь приготовить, однако на кухне никого не было. Подойдя к двери, ведущей из кухни в гостиную, услышал смех и остановился. Из гостиной снова донесся хохоток: теперь смеялся повар Йылмаз. Ахмет заглянул в щелку и в первое мгновение ужаснулся: на голове у бабушки было что-то странное. Присмотревшись, он понял, что это вязаная подстилка с журнального столика.

—

Если бы вы только знали, Ниган-ханым, как вам идет! — воскликнула сиделка и снова засмеялась. — Вы прямо как невеста, ей-богу!

— Ах, зачем вы так делаете? Постыдились бы! — пробормотала Эмине-ханым.

— Ниган-ханым, а, Ниган-ханым, — заговорил Йылмаз, — что вы обо мне думаете? Мой отец тридцать лет вам готовил, я тридцать лет готовлю — вы мной довольны?

— Да, я тобой довольна, — произнесла Ниган-ханым с отсутствующим видом, так, словно говорила не с поваром, а с кем-то очень далеким и неведомым.

— Хватит, хватит, не надо! — бормотала Эмине-ханым.

— Не хотите ли закурить? — спросила сиделка. Ниган-ханым кивнула, и та протянула ей зажженную сигарету.

Бабушка попыталась затянуться, но сигарета потухла, и она недовольным голосом что-то сказала. Йылмаз усмехнулся. Сиделка снова зажгла сигарету и вручила ее Ниган-ханым. Эмине-ханым что-то проворчала и встала, чтобы снять с головы больной подстилку и отнять сигарету, но Ниган-ханым расставаться с сигаретой не захотела.

Ахмет отошел к другой двери, изо всех сил хлопнул ей, громко прокашлялся, дал собравшимся в гостиной время привести всё в порядок и вошел. Сам того не желая, он чувствовал легкий гнев.

— Это ее хорошо успокаивает, — сказала сиделка, указывая на сигарету.

— А не повредит? — спросил Ахмет. — Как бабушка себя чувствует?

— Лучше, чем вчера.

— Ахмет-бей, вам что-нибудь приготовить? — спросил Йылмаз. Потом посмотрел на Ниган-ханым, которая все еще пожевывала сигарету и усмехнулся. — Эх, плохо дело! Жалко! Вы, Ахмет-бей, не смотрите, что я сейчас смеюсь. Если бы вы знали, как нам грустно! Что вам приготовить? Может, яйца сварить? Есть котлеты…

— Да, свари мне яиц. Йогурту положи. Ну и еще чего-нибудь, если есть, — сказал Ахмет и сел на стул рядом с кроватью.

— Хвала Аллаху, сегодня ей лучше! — проговорила Эмине-ханым, аккуратно расстилая подстилку на журнальном столике.

— Здравствуйте, бабушка! — сказал Ахмет.

— Это ты, что ли? Где ты был? — пробормотала Ниган-ханым.

Ахмет чувствовал себя так, словно говорит с глупым ребенком.

— Наверху, сейчас спустился!

— Где твой отец?

— Нет его!

Наступило молчание. Ниган-ханым начала о чем-то размышлять, подозрительно поглядывая на Ахмета сквозь толстые стекла очков. Ей явно казалось, что от нее что-то скрывают, и она пыталась догадаться, что именно.

— Ну-ка, сходи позови отца!

— Умер его отец! — грубо сказала сиделка и выхватила у Ниган-ханым сигарету.

— Да, умер!

Я, что ли, в этом виновата? Не надо было на той женщине жениться.

Заметив, что бабушкин рассудок немного прояснился, Ахмет обрадовался и спросил:

— Как вы сегодня себя чувствуете?

— Все время слышу песни!

Одной из напастей, постигших Ниган-ханым, было то, что в ушах у нее постоянно звучали некоторые песни времен ее детства и юности.

— Всё те же песни?

— Всё те же!

— Вы бы нам их спели, а мы бы послушали! — сказала сиделка. Заметив, как сурово посмотрел на нее Ахмет, встала и вышла на кухню.

— Кто эта женщина? — спросила бабушка.

— Доктор Зухаль-ханым! — ответила Эмине-ханым и, заметив, что рука Ниган-ханым теребит край одеяла, положила ее на край кровати. Рука, от многочисленных уколов ставшая фиолетовой, не хотела спокойно лежать, шевелилась.

Зная, что бабушка все равно не услышит, Ахмет спросил у Эмине-ханым:

— Она все еще не ест? Когда перестанут делать уколы?

— Это сиделка знает.

Вошел повар Йылмаз с завтраком для Ахмета, поставил поднос на столик. Яйца, йогурт, котлеты.

— Если хотите, налью компота.

— Нет, не надо.

— О чем вы говорите? — спросила Ниган-ханым.

— Я ем.

— Ты откуда?

— Сверху, бабушка, сверху. Рисовал!

Ниган-ханым неожиданно как будто заволновалась.

— Да, у тебя талант! Талант! Это дар Аллаха, не забывай! Цени его!

Ахмету стало весело:

— Ценю, бабушка, ценю! Рисую!

— Всё время рисуешь? — с сомнением спросила Ниган-ханым.

— Да!

— А деньги? Ты жениться собираешься? Или будешь всю жизнь дома сиднем сидеть?

— Иногда я все-таки выхожу на улицу — улыбнулся Ахмет.

— Я вот тоже думаю выйти, посмотреть, что там с моим банковским счетом.

Ахмет покивал головой. В гостиную вошла сиделка. Йылмаз тоже был здесь, стоял, прислонившись к буфету, и смотрел на Ниган-ханым. Должно быть, все ждали какого-нибудь развлечения, о котором после можно было бы худо-бедно поговорить. Время от времени Йылмаз спрашивал Ахмета, хорошо ли приготовлены котлеты и не налить ли ему компота. Вдруг хлопнула входная дверь, в коридоре послышались шаги. Йылмаз тут же вышел из комнаты, Эмине-ханым и сиделка отошли в сторонку. По звуку шагов Ахмет понял, что пришли дядя Осман и его жена Нермин.

Глава 2

МНОГОКВАРТИРНЫЙ ДОМ В НИШАНТАШИ

Едва войдя в гостиную, Осман закричал:

— Здравствуйте, мама! Как поживаете? — Он тоже был глуховат.

— Где ты был? — спросила Ниган-ханым.

— На фабрике, — сказал Осман, понял, что мать его не расслышала, и повторил: — На фабрике, говорю! Сегодня ездили с Джемилем на фабрику!

Ниган-ханым поморщилась, потом подозрительно уставилась на подошедшую поближе Нермин.

— Это я, Ниган-ханым, я! — сказала Нермин. — Не узнали?