Джейя
Шрифт:
— Не надо беспокоиться, Элла. Я еще не решила, как ко всему этому относиться. Возможно, наоборот, захочу видеть отсюда все, что происходит по субботам. Я не знаю, еще ничего не знаю. Время покажет.
— Приятного аппетита, леди Влада, — сказала горничная, собираясь удалиться.
— А где Рэйс кэнт Эрик? Он не оставлял для меня сообщений?
— Я не общалась с ним сегодня.
Влада кивнула, и Элла беззвучно вышла. Дверь цветной комнаты щелчков не издавала.
Девушка с аппетитом съела восхитительный завтрак, предавшись воспоминаниям далекого детства. Она всегда любила вкусно поесть, а вот объем съеденного ее никогда не
Она улыбнулась еще одному воспоминанию: как ее фантазийная королева мечтала съесть яичницу из двадцати желтков. Девочкой она не любила белки. Ей казалось, что будь она царских кровей, могла бы себе это позволить — слопать целых двадцать желтков за раз, затерев тарелку дочиста свежим черным хлебом. Забавно, это желание было так легко осуществимо — не нужно становиться королевой, чтобы купить два десятка яиц, отделить желтки от белков и зажарить их разом на сковородке. Она легко могла бы сделать это и в двадцать девять, и в двадцать, и даже в двенадцать лет. Почему она до сих пор не реализовала наивную детскую мечту?..
Влада поднялась с удобного стула и прошлась по комнате, разглядывая детали интерьера в дневном свете. Сейчас все выглядело не менее прекрасным, даже наоборот: подбор оттенков мебели казался безукоризненным.
«Чем занят Эрик? Увидимся ли мы сегодня? Наверное, да. Иначе, думаю, он предупредил бы меня. — Она в который раз прошлась по комнате, не находя себе места. — Должна же я как-то связаться с ним? Почему у меня нет номера его „спичечного коробка“? Пойти гулять в парке? Или в библиотеку? Почему он не оставил сообщений? Ненавижу неопределенность».
Она подошла к кнопке и вновь вызвала Эллу. Ее появления пришлось ждать дольше обычного.
— Леди Влада, что-то случилось? — спросила та, стараясь скрыть одышку.
— Я хочу связаться с Эриком. Ты знаешь, как это сделать?
— Я передам ему вашу просьбу, леди.
«Значит, она может позвонить ему, послать телеграмму или как там они между собой переговариваются на расстоянии, а я не могу? Ясно, господин Эрик».
Подсознание шепнуло: «Не злись, попридержи-ка лошадей».
— Спасибо, Элла, — сказала Влада вслух, сдержавшись от других комментариев.
Она ждала новостей около четверти часа, когда горничная вернулась и протянула черный маленький приборчик.
— Вы можете поговорить с Господином.
Влада ответила ей одними губами:
— Спа-си-бо. — И приложила «коробок» к уху, свободному от переводчика. — Эрик?
— Ми джейя, доброе утро, красавица. Я рад, что твой сон был крепок и ты даже не заметила моего ухода. — Голос его был бодр, настроение — приподнятое.
— Привет, Эрик. Я не смогла дождаться вестей от тебя и попросила Эллу узнать, где ты. Извини, если отвлекаю.
— Нет, не отвлекаешь,
— Все наши вечера незабываемые, Эрик. Я буду очень ждать, — сказала она заметно повеселевшим голосом.
— И вот еще что, эта рация, — сообщил он, — она будет твоей. Когда вернусь, научу пользоваться. До встречи. — Связь прекратилась.
Довольная Влада посмотрела на Эллу.
— Прости за доставленное беспокойство.
— Рада быть полезной. Чем вы планируете заняться днем?
— Я, наверное, пройдусь. Ты можешь заниматься своими делами, мне хочется поразмыслить в одиночестве. А после я вернусь в белую комнату.
— Конечно, Влада. Приятной прогулки.
«Прогресс», — подумала девушка, в который раз отмечая, что Элла временами начинает обходиться без «леди».
Перед походом в парк Влада заскочила в белую комнату одеться. В гардеробной выбрала утреннее платье в греческом стиле, уже не находя в подобных фасонах чего-то непривычного. Даже ее косая челка необъяснимым образом сочеталась с романтическими платьями богини. Она легко подкрасилась, наскоро уложила волосы и вышла на улицу.
Погода снова радовала: было тепло, но не жарко. Она направилась по знакомому маршруту, погрузившись в раздумья.
«У нас практически было… — По телу прокатилась волна. — Он сказочный, совершенно нереальный. Черт! Он хочет войти. Но как? Ну, раз уже сказал, значит, будет и дальше настаивать. Конечно, он хочет. Полагаю, изначально думал об этом, но готовил постепенно. Но как? Шестьдесят сантиметров с колючками! Сможет ли он контролировать глубину проникновения?»
Влада подошла к очередной скамье и присела, удобно устроившись в тени.
«Какой он, наверное, ранимый. История о радуге трогает. Он осиротел в десять, сложно представить, что подобное значит для ребенка. Это ведь четвертый класс… Что же произошло с мамой? Она умерла в результате самопожертвования, поэтому ее кумарун изменил цвет на зеленый и перешел ему по наследству. И он не хочет рассказывать. Видно, история запутанная или ему больно об этом говорить. А отчего умер отец? А еще этот шрам, которого он вроде как стесняется. Не похож на операционный, очень уж неровные края. Раз он молчит обо всем этом, возможно, все как-то связано между собой?.. Ну, ты опять насочиняешь сама и поверишь! Вы знакомы всего неделю, что ж он, будет сразу выкладывать такие личные вещи? Погоди, сам расскажет, когда созреет».
«Он показал меня людям в платье с золотистым поясом, подарил „бунтарскую“ комнату, в прямом смысле слова. Сказал, что она может стать нашей, если я скажу „да“. Он говорил про совместную жизнь… Неужели он действительно настроен серьезно? Отдает ли отчет словам? Возможно, он сейчас и думает так, но что будет дальше? Может передумать, разлюбить, влюбиться в другую… Слова и реальность нередко расходятся, даже если изначально были сказаны искренне. Люди переменчивы…»
Любовь для нее самой всегда была чувством конечным. Она зарождалась, росла, крепла, держалась еще какое-то время, а далее либо угасала, либо перерождалась в привычку, а чаще и вовсе обращалась в ненависть. После Влада уверяла себя, что это была не любовь. Но если так, то за свои двадцать девять с половиной лет она так и не полюбила ни разу из более десятка попыток.