Джига со смертью
Шрифт:
Городской архив располагался в самом древнем здании города. Должно быть, эти бурые стены многого насмотрелись на своем веку: войну с орками, конфликт с эльфами, восстание баронов-мятежников, волнения, направленные против Других — всего и не перечислить. Я смотрел на бесчисленные стеллажи, уходящие ввысь под облака и теряющиеся за горизонтом, с чувством благоговения.
На каждой полке приютился кусочек истории человечества и иных рас: чьи-то деяния, подвиги, проступки, преступления. Жизни миллионов существ укладывались в несколько строк архивных документов. Это наводило на философские размышления. Надеюсь, что от меня в итоге останется не только скупая фраза: родился
Я стоял и вертел головой — глаза разбегались одновременно по тысяче направлений. Старичок, седой как лунь, заметил мое замешательство и слез с этажерки; он уже битых пять минут пытался пристроить на узкую полку толстенный фолиант размером с чемодан опытного путешественника, пока без особой удачи. Мое появление спасло старика от полного физического истощения.
— Вам помочь? — ему самому не помешала бы помощь. Старик дышал на ладан. Если бы мне удалось дожить до его лет, я не стал бы поднимать вещи тяжелее вставной челюсти.
— О да, было бы неплохо, — признался я. — Тут столько всего, что даже не знаешь, как подступиться.
— Глаза боятся, руки делают. Скажите, что вас интересует, и я попробую это отыскать.
— Если вас не затруднит… — неуверенно протянул я.
— Что вы, это моя работа, — старичок был сама любезность и говорил голосом сладким, как медовый пряник.
Архивариус скучал или рассчитывал на денежное вознаграждение. Я помог ему развеять скуку и улучшить материальное благосостояние, однако сразу наткнулся на первое препятствие: к некоторым материалам требовался особый доступ. У меня его, разумеется, не было.
Я показал значок частного детектива. Старик оглядел его и заметил, что это не дает мне больших прав.
— Частный сыщик не является официальным лицом. Нужно получить специальное разрешение от властей, — заявил архивариус, возвратив мне значок.
Логично, личная жизнь граждан должна хоть как-то охраняться от посторонних посягательств, даже если на страже стоят вот такие замшелые старички-мухоморы.
Я сослался на Ангера Брутса. Архивариус связался с кем-то по трубке, вделанной в стену (между целым рядом зданий существует такой нехитрый способ связи) и быстро получил ответ. Очевидно, Брутс пребывал в хорошем расположении духа. Не знаю, что он велел передать насчет меня, но старичок все же получил возможность отработать чаевые.
— Итак, что вас интересует?
Я искал все, что касалось четырех человек: трех женщин, пользовавшихся одной маркой духов, и одного ловкого парфюмера.
Прошел час. На выделенном персонально для меня столе лежала обширная кипа пожелтевших бумаг: журналы регистраций, учетные книги, реестры, подписки старых газет, метрики, справки и куча прочей полезной макулатуры. Будь в моем распоряжении месяц — я бы смог пропустить через себя весь объем информации и отсеять ненужное, но его не было. Максимум, на что я мог рассчитывать — всего один вечер. Время поджимало, поэтому я перелистывал страницы с бешеной скоростью, доверив глазам самую сложную работу: как только они за что-то цеплялись, я притормаживал, находил интересующий момент и выписывал его в блокнот. Дело продвигалось ни шатко ни валко.
Удивительно, но легче всего было найти информацию о парфюмере. Блокнот постепенно заполнялся корявыми строчками — почерк у меня тот еще. Лиринне не раз приходилось гадать, что же я накарябал.
Вот, что получилось:
Жак Рив — отпрыск благородной семьи лютанских аристократов. Ему сорок три года. Архивы, как и Дебби, считают
Теперь у лютанцев король — не хуже и не лучше предыдущих. В истории нашего королевства было немало монархов, которые на фоне нового правителя Лютании кажутся бледнее моли. К сожалению, каждое потрясение приводит к новой волне эмиграции. Поставившие не на ту карту стремглав мчатся до государственной границы, надеясь, что их не поймают и не водворят обратно. Родителям парфюмера повезло.
Ривы нашли пристанище в Капаче — пригороде столицы. Жака отдали в университет, там он учился на одном курсе со всеми тремя женщинами — графиней, баронессой и Леди Разбойницей. Вот такая любопытная зацепка, которая пока что мне ничего не давала. В столице всего один университет — это самое престижное учебное заведение королевства. Все дворяне стремятся его закончить, к тому же принимают их без вступительных экзаменов. Если бы мне в голову пришла блажь стать студентом, то меня экзаменовали бы по пяти-шести дисциплинам самые суровые преподаватели, считающие завалить тебя личным делом, а проходной балл был бы выше шпилей королевского дворца. Гвенни рассказывал, с каким трудом ему удалось преодолеть предвзятость университетских профессоров и поступить на учебу, но его путь не для меня. Я отношусь с уважением к умникам, но, будучи жутким лентяем, не способен на такие самопожертвования. Фантастический роман для меня интересней учебника химии. Гвенни говорит, что я разжижаю себе мозги, но это гораздо лучше, чем чахнуть над длиннющими формулами или зубрить, сколько позвонков в скелете птеродактиля.
В университетской летописи обнаружился дагерротип, на котором был запечатлен курс Жака в полном составе. Парфюмер стоял в первом ряду, крайний справа. Молодой парнишка, на чьих губах еще не высохло молоко. В его возрасте я уже ходил в атаку и убил первого в жизни человека. Меня до сих пор мутило от этих воспоминаний и попытка спрятаться за мысль, что убитый был вражеским солдатом, который сотворил бы со мной то же самое, не успей я опередить его на какое-то мгновение, не успокаивала совесть.
Поскольку под дагерротипом шло подробное описание всех запечатленных персон с указанием их месторасположения на снимке, я быстро нашел и трех женщин, повязанных любовью к одной и той же марке духов. В молодости Леди Разбойница была куда привлекательней той высохшей женщины, с которой мне довелось утром встретиться в стенах городской тюрьмы.
Баронесса оказалась настоящей красавицей. Немного полновата на мой вкус, но ей это шло. Глядя на веселое, полное энергии личико, не верилось, что она уже несколько дней как мертва.
Графиня Де Сток олицетворяла собой холодную аристократическую красоту. Мраморная статуя, от одного взгляда которой кровь сворачивается и превращается в лед. Похоже, что все, кто стоял в момент снимка рядом с ней чувствовали то же, что и я. Люди инстинктивно стремились от нее удалиться. В результате вокруг прекрасной ледышки образовался вакуум. Чтобы дотянуться рукой до ближайшего соседа ей бы пришлось сделать шаг в его сторону, но я искренне сомневаюсь в том, что она бы до этого снизошла.