Джим Моррисон после смерти
Шрифт:
Тётка весила фунтов четыреста, если не больше, а росточка была невысокого. Сэмпл прикинула про себя: пять футов два дюйма, если в сандалиях. По какой-то причине, о которой Сэмпл даже задумываться не хотелось, она была абсолютно лысой. В смысле – лысой не от природы, а бритой налысо. Бритый череп смотрелся особенно омерзительно на фоне туши из дряблых мышц, но это было ещё не самое отвратительное. Хуже всего была грудь. Поистине невообразимых размеров. Некропольская мода на голую грудь совершенно не подходила для этой раскормленной свиноматки на критической стадии ожирения, чьи буфера свисали значительно ниже пояса форменной юбки. Большинство жителей Некрополиса были смуглые, с гладкой оливковой кожей, однако у надзирательницы
Надзирательница вновь повернулась к компьютеру, всем видом давая понять, что Сэмпл выводит её из себя одним своим существованием.
– Подожди.
Ничего другого всё равно не оставалось, так что Сэмпл ждала, а вместе с ней ждали ещё одиннадцать женщин. Толстая надзирательница принялась неуверенно тыкать по клавишам двумя указательными пальцами. Клавиатура была большая, поскольку раскладка шла на иероглифах, и клавиш было больше сотни. В целом всё это напоминало странную модификацию многоярусного рояля Иоганна Себастьяна Баха.
Пока надзирательница пыталась придумать какое-нибудь приемлемое решение, Сэмпл от нечего делать разглядывала коридор. Коридор был абсолютно прямым и, кажется, уходил в бесконечность – в обе стороны. У пола он был чуть шире, чем под потолком, а стены были сложены из массивных блоков обтёсанного песчаника. Общее впечатление, что находишься где-то внутри огромной каменной пирамиды. Стальные решётки разделяли коридор на секции длиной около пятидесяти футов. Нелишняя предосторожность на случай бунта и попытки массового прорыва. Двери в этих решётках, как и все металлические поверхности в тюрьме, были покрашены в тусклый песчано-бежевый цвет, в какой красили танки Роммеля в пустыне во время Второй мировой войны. Двери открывались автоматически. Стеклянные будки с охраной располагались не у каждой решётки, а через две на третью. По обеим сторонам коридора тоже тянулись решётки, за ними были камеры, большие сумрачные комнаты с двумя дюжинами трёхъярусных коек в каждой, где содержали заключённых, кроме особо опасных, закоренелых преступников в одиночках, буйных – в палатах, обитых войлоком, и привилегированных VIР-клиентов, которых, по слухам, содержали в роскошных апартаментах где-то на верхних уровнях.
Надзирательницы, что забрали Сэмпл и других женщин из камеры, ничего не сказали, куда и зачем их ведут. Когда велели выйти в коридор, Сэмпл сперва испугалась. Ей представились всякие ужасы: например, что сейчас их казнят без суда и следствия. Да мало ли что могут сделать с человеком в тюрьме! А потом, когда уже выводили из камеры, прошёл слух, что их забирают к Толстому Ари.
Сэмпл понятия не имела, кто это или что это – Толстый Ари, но поскольку другие женщины не падали в обморок от страха, Сэмпл слегка успокоилась, хотя тревога, конечно, осталась. Все женщины, которых позвали «на выход», были молоды и привлекательны, так что у Сэмпл появились кое-какие догадки, зачем их ведут к этому Толстому Ари. Если их предназначили для сексуального использования на предмет ублажения толстяка, может быть, это и есть её шанс, который она так терпеливо ждала.
Сэмпл прекрасно знала, что похотливые мужики – даже облечённые властью – частенько просто теряют головы при виде смазливой бабёнки. А если их ещё как следует возбудить… В общем, посмотрим.
Их вывели из камеры по одной, выстроили друг за другом и повели по коридору. Одна надзирательница шла впереди, другая – сзади. Обе были не то чтобы очень изящные, но всё же заметно стройнее той жирной свиньи в стеклянной будке, и обе держали в руках короткие цилиндры из какого-то прозрачного материала, которые в случае необходимости били током – не смертельно, но очень болезненно. Это было их единственное оружие, и если бы все двенадцать заключённых разом набросились на надзирательниц, у тех не было бы никаких шансов.
Но ничего подобного не случилось, и Сэмпл оставалось лишь поражаться покорности своих подруг по несчастью. Они, как одна, смирились со своим положением и безропотно исполняли всё, что им приказывали надзирательницы. Никто не злился, никто не пробовал возражать, не говоря уж, чтобы выказать открытое неповиновение, и, что самое странное, никто почти не жаловался. Сэмпл уже начала сомневаться, а настоящие ли это люди или просто одушевлённые декорации наподобие ангелов и херувимов Эйми.
У Сэмпл уже появилась своя теория: большинство населения Некрополиса – это всё-таки рукотворные существа, совершенно безвольные, созданные на забаву Анубису либо самим же Анубисом, либо кем-то из его приспешников. Вполне возможно, что и тюрьма, и силы охраны порядка существуют здесь не потому, что это действительно необходимо из-за сложной криминальной обстановки, а потому, что кто-то в отделе планирования решил: город – не город без тюрьмы и полиции, и учредил эти два института, как маленький мальчик добавляет новые детали и секции в свой игрушечный городок с любимой моделью железной дороги.
Если бы Сэмпл изучала досмертную поп-культуру не так поверхностно, она поняла бы сразу, что Некропольская городская тюрьма – не более чем модификация с учётом местного колорита низкобюджетных фильмов про женские тюрьмы с названиями типа «Ярость, сидящая и клетке» или «Сердце в оковах». Должно быть, её сбили с толку вездесущие египетские мотивы с налётом тоталитарного барокко, а так – все обязательные компоненты были на месте, вплоть до тучной надзирательницы со зверской наружностью и тесным кружком крепких мужеподобных лесбиянок, что поглядывали на Сэмпл с чисто мужским интересом.
И хотя Сэмпл не узнала культурных корней своего нынешнего окружения, она начала понимать, что даже если Анубис придумал общую концепцию Некрополиса, разработку конкретных деталей он скорее всего препоручил своим приближённым, а те уж не отказали себе в удовольствии воплотить наяву свои самые бешеные фантазии и навязчивые идеи. То есть, по сути, он сделал то, что собиралась сделать Эйми: нанял новоусопших – по аналогии с новорождёнными, – чтобы они помогали ему творить загробный мир. Чем больше Сэмпл об этом думала, тем больше убеждалась, что Некрополис – творение коллективное, Анубис, может быть, здесь самый главный, но над созданием этого города потрудился целый штат извращенцев.
Двенадцать женщин-заключённых и две надзирательницы дошли до первой решётки со стеклянной будкой, и вот тут-то все и застопорилось. Толстуха в будке не пропускала Сэмпл, поскольку у той не было штрих-кода. Заключённые наблюдали за их перепалкой чуть ли не со скучающим видом. Но надзирательница, что замыкала колонну, начала проявлять нетерпение.
– Чего там? Почему стоим?
Толстуха в будке не ответила, но она, кажется, уже созрела, чтобы обратиться за помощью к вышестоящим инстанциям. С обиженным видом она набрала какую-то комбинацию клавиш на клавиатуре, и на крошечном экране компьютера появилось раздражённое лицо. Сэмпл решила, что это был непосредственный начальник толстой тётки, какой-нибудь затюканный администратор из среднего звена. Из динамика раздался потрескивающий голос:
– Только давай побыстрее. У меня нету времени разбираться с каждой проблемой на каждой секции.
– У меня заключённая без штрих-кода.
Мужчина на экране компьютера поджал губы.
– И поэтому ты меня побеспокоила?
Но сия демонстрация начальственного раздражения не произвела впечатления на толстуху.
– Компьютер не выдаёт пропуск. И что мне прикажете делать?
– А инструкцию нельзя посмотреть? Или «помощь» почитать?
– Какую «помощь»?! Она же всегда недоступна.