Джинн Искрюгай в любви и на войне
Шрифт:
–То-то, – кивнул Отжигай. – Мариды, вон, тоже бессмертные, а сколько мы их сгубили за все войны? Да и они наше племя иной раз так прореживали, что страшно сказать. Не все же из Пламени возвращаются…
–Ладно, хватит нагнетать, – встрепенулся Полыхай. – Мы – бессмертные, и точка. Вопрос в другом: что же нам теперь делать? Подождать, пока они все сядут?
–Лучше подождать, пока они все опять улетят, – заметил Отжигай. – А потом ещё часок подождать для верности. Нет, ты как хочешь, а я рисковать не собираюсь. С гвардией шутки плохи.
–Это значит до самого извержения
–Ну, а коли ждать – давайте хоть выспимся! – предложил Отжигай.
Возражений не последовало.
Однако выспаться как следует друзьям не удалось. Незадолго до полудня их разбудила прислуга – причём старшая: не саламандры, а джинны во главе с самим мажордомом Прогораем, ещё одним ветераном былых кампаний, в силу ранения оставившим военную карьеру и поставленным служить в Магмуни-сарае.
Они бесцеремонно ворвались в комнату, подняли молодых джиннов, влили в каждого по рюмке царской водки для поправки здоровья и, не дожидаясь, пока отдышатся, принялись их причёсывать и умащивать, а потом и одевать.
–Братья, вы, часом, покои не перепутали? – спросил у них Отжигай. – Его Величество, поди, этажом-другим выше остановился…
Шутка была встречена гробовым молчанием, только Прогорай брови нахмурил и бросил:
–Собирайтесь, несчастные. Его Величество Хан Ифритов желает вас видеть.
Молодые джинны недоумённо переглянулись. Что за притча? Однако думать было некогда: их чуть не волоком потащили в трапезную. Даже испугаться толком не дали…
Глава 2 Искрюгай идёт на войну
Великолепное общество, при всех своих мундирах и регалиях, слегка поблекло в присутствии монаршей особы. Разве только Сожги-Башка каким был, таким и остался, хотя и вёл себя, с виду, как прочие: и очи долу держал, и в поклоне сгибался, когда пробегал по нему огненный взор Хана. И ещё Магмун-ага – он вообще словно расцвёл. Не было для него высшего счастья, чем угодить Хану Ифритов.
Монарх восседал на привезённом с поклажей походном троне с хоругвью, на которой пламенел алхимический знак солнца, а на голой багровой груди его висела тяжёлая титановая цепь с четырьмя бляхами, где светились колдовским светом символы четырёх ветров. Такие же символы были нашиты на длиннополом одеянии визиря, стоявшего рядом с троном.
–Вот и они, мой повелитель, наши юные герои, – шепнул он Хану, и тот обратил взор на вошедших.
«Юные герои» пали ниц. Искрюгай, по совести сказать, чувствовал себя так, словно ему в нутро засыпали колотого льда. О высокой чести лицезреть повелителя он не думал – не до того было, чтобы думать, да и сама честь представлялась такой невозможной и немыслимой, что решительно не помещалась в голове…
–Встаньте, – пророкотал царственный голос. – Встаньте и поднимите глаза – я хочу их увидеть.
Ослушаться было нельзя, но и посмотреть в лицо Хану Ифритов казалось кощунством. Однако Искрюгай поборол себя… и обомлел: повелитель улыбался! Улыбка его была тёплой и ободряющей, и теперь уж нельзя было вообразить себе, как можно когда-нибудь отвести от неё взгляд…
Мало кто видел Хана Ифритов, а те, кто видели, часто не в силах описать его внешность. Потому что мало рассказать о волевых чертах лица, и нет таких слов, чтобы передать вселенскую мудрость пламенных очей, видевших, говорят, рождение мира. Хан Ифритов – один из первых детей Создателя и один из древнейших жителей земли… Какие уж тут слова?
–Смотрите на них, ифриты и джинны! – простирая длань, воскликнул повелитель. – В лице этих трёх юношей я приветствую всё новое поколение наше. Приветствую – и благодарю, ибо именно их незаметная работа нынче совершает чудеса. Не страшась молвы и осуждения близких, они трудятся во имя мира и единения народов.
Хан дал подданным несколько секунд, чтобы хорошенько усвоили услышанное, и продолжил:
–Мы ждём извержения, которое вернёт нам четырёх собратьев. Скоро наступит этот великий день, и все мы возрадуемся. Но знайте: через два месяца придёт день, когда к нам вернутся – слышите ли? – триста двадцать два потерянных на полях сражений джинна!
Повелитель обвёл взглядом обомлевшее общество и добавил:
–И это не всё. В следующем году, без всякого извержения, к нам вернутся ещё семьсот шестнадцать наших собратьев, а в следующие пять лет – четыре тысячи триста восемьдесят шесть. Я в сладкой растерянности, братья, ибо не знаю, с чем и сравнить грядущее торжество.
Он выдержал паузу, во время которой по залу пронёсся взволнованный ропот. Растерянность повелителя вполне разделяли все, ведь ничего подобного за всю историю мироздания ещё не бывало.
–Вы спросите: как такое возможно? – вновь заговорил Хан. – Ответ прост: наши дипломаты добились блестящих успехов в переговорах со смертными владыками. И теперь почти все джинны, когда-либо пленённые в ходе боевых действий, будут отпущены на свободу. Я говорю «почти», потому что пока в плену останутся джинны, совершившие особо тяжкие преступления против смертных, таких известно сорок два. Впрочем, уже можно смело сказать, что когда-нибудь мы договоримся и об их освобождении. Пока же – возрадуемся нынешним достижениям и восславим наших дипломатов!
Хан переждал бурю восторга, которой разрешил разразиться жестом левой руки, и продолжил:
–Однако я не сомневаюсь, что мудрейшие из вас зададутся вопросом: как вообще стал возможен подобный договор со смертными? Почему только теперь удалось его заключить? Ответ перед вами. – С этими словами Хан указал на трёх друзей, так и стоявших у подножия трона. – Благодарить надо наше молодое поколение – вот таких джиннов, как они. Это их малопочётный с виду труд помог смертным понять, что джинны – не чудовища, а такие же разумные существа, как они. Знаю, знаю, многим из вас покажется оскорблением сравнивать наше славное племя с жалкими смертными, как вы привыкли их называть. Но истина в том, что все мы – дети Создателя, а доброму отцу все дети одинаково дороги. И потому глупцом я назову того джинна, который скажет, что смертные ничтожны, ибо это значит назвать ничтожеством творение Создателя!