Джип из тыквы
Шрифт:
Голышом, трясясь уже не от холода, а от возбуждения, делаю небольшой крюк по лесу и вскоре осторожно выглядываю из придорожных кустов.
Валентин как раз закрывает капот. Очевидно, поиски защитных резиновых изделий затянулись и завели его очень далеко… Я нервно хихикаю, потирая замерзшие и исцарапанные руки.
Ну, Маша, покажи, как ты усвоила частные уроки экс-угонщика участкового!
А стараться особо и не приходится: машина оказывается не заперта, и дверца открывается с тихим щелчком.
И ключи в замке!
Я везучая!
Звучно шлепаюсь голым задом на кожаное сиденье, захлопываю дверь, включаю зажигание и жму на газ.
Машина трогается, придорожные кусты трясутся, и из них выламывается дюжая фигура, лица которой я не вижу, так что визуально оценить впечатление, произведенное моим отъездом по-английски, не могу. А слух меня, наверное, обманывает, потому что мне чудится веселый басовитый рокот.
С чего бы Валентину радоваться? Должно быть, вурдалачий хохот мне померещился.
Я выворачиваю с обочины на шоссе, бдительно следя одним глазом за дорогой, а другим за Валентином. Вопреки моим опасениям, он не бросается за мной вдогонку, и это хорошо, потому что я не рискую разгоняться перед близким поворотом.
Аккуратно вливаюсь в него, и Валентин пропадает из зеркала.
Вот бы он так же пропал из моей жизни!
Я громко всхлипываю. Это еще не рыдание, но прелюдия к нему.
«Ну, ну, не раскисай, все позади!» – успокаивает меня внутренний голос.
Я вовсе не хочу раскисать, потому что зрение у меня и так не очень, а с горючими слезами на глазах оно уйдет в такие минуса, какие нормальны разве что для сибирских морозов. А я не хочу опять попасть в аварию.
Едва подумав об этом, пугаюсь так, что холодеет сердце. Ведь все повторяется: я снова угнала машину и голая, босая, перепуганная спасаюсь бегством от мучителя!
«На том же месте, в тот же час!» – обмирает мой внутренний голос.
Машина приближается к излому перевала.
Я знаю это место, там установлено уродливое подобие пирамиды, поперек которой вереницей тянутся рубленые буквы – неизящное название ближайшего населенного пункта: «Кипучеключевск».
С этой длинной надписью непропорциональная пирамида издали похожа на микроцефала в брюках-клеш и с растянутой гармонью. На память приходят слова старой народной песни про гармониста, который одиноко бродит-колобродит всю ночь напролет. Я бросаю взгляд на часы на приборной панели – время за полночь – и нервно ухмыляюсь.
Дорога уходит в сторону, прижимается к шерстистому боку горы, и дурацкая пирамида стыдливо прячется, но я знаю – она снова вылезет на видное место за поворотом.
«На дорогу смотри!» – сердится мой внутренний голос.
В самом деле, не время любоваться достопримечательностями, надо рулить.
Вообще-то, я тащусь, как черепаха, но перед поворотом тянет еще сбросить скорость, и моя левая нога машинально нащупывает педаль.
Тут-то и выясняется, что у «Рено» не работают тормоза.
В свете полной луны отчетливо видны железобетонные медведи, поблескивающие свежеокрашенными коричневыми боками вблизи пирамиды. Теперь она похожа на безголового пастуха, выгуливающего маленькое стадо бессонных топтыгиных в весеннем садочке. На цветущие яблоньки смахивают неопознанной породы деревья, сплошь увешанные выцветшими тряпочками. Это рукоделие туристов, которые таким образом практикуют материализацию своих тайных желаний.
У меня сейчас всего одно горячее желание – остановить машину, но я не знаю, как это сделать.
Справа шоссе подпирает скала, слева обрыв и глубокая пропасть.
Дорога идет под уклон, и сейчас передо мной довольно длинный прямой участок – думаю, его как раз хватит для разгона, с которого я уже не впишусь в поворот.
«А ты впишись!» – орет мой внутренний голос.
Я мобилизуюсь и каким-то чудом попадаю в петлю. Ура, ура, получилось!
Но за этим поворотом идет следующий, и вот его мне уже точно не пройти!
А как жаль-то! Я вижу, что в недостижимый изгиб упирается русло бежавшего с горы ручья. Сейчас он высох, и, удачно въехав в расщелину, я бы почти безопасно остановила машину!
Но – нет, до той расщелины мне не дотянуть, я слечу с дороги раньше.
– Пройдешь по касательной, – бормочет внутренний голос, некстати проявляя эрудицию.
Бетонные медведи невозмутимо наблюдают за моим приближением. Им нечего бояться: я вылечу с шоссе еще до того, как опасно сближусь с их пирамидой.
– Господи, нет! Не надо! Я не хочу!
Я крепко сжимаю руль и, продолжая кричать, зажмуриваюсь.
Металлический скрежет справа раздается гораздо раньше, чем я ожидала.
«Что, уже?!» – вскрикивает внутренний голос.
Неугомонное воображение рисует мне чертей в аду: они яростно скребут котлы и сковороды металлическими мочалками. Долгий скрипучий визг звучит так душераздирающе, что мой вопль на его фоне совершенно теряется.
Несколько обескураженная, я замолкаю и открываю глаза.
Первое, что вижу: мои руки на руле окаменели так, что косточки пальцев совсем побелели. Такие красивые беломраморные руки!
А за стеклом медленно поворачивается темный лес. Такое ощущение, будто я нахожусь в центре вращающейся панорамы.
С трудом поворачиваю голову – шея и плечи от напряжения тоже окостенели – и вижу совсем рядышком хорошо знакомый мне танк!
Тяжелый темно-зеленый джип плотно притерся к моей машине слева и всей своей тушей медленно, но настойчиво отодвигает коробку «Рено» от пропасти.
– Ты чокнутый?! – оживая, возмущенно ору я. – Мы же так оба грохнемся!
Но сумасшедший камикадзе Саныч меня, должно быть, не слышит, и это неудивительно: его джип грозно ревет, а мой «Рено» страдальчески скрипит.