Джип из тыквы
Шрифт:
Возвращаю в папку лист с изображением усатого дядьки, похожего на Тараса Бульбу, и объявление о розыске морщинистой старушки в платочке по самые брови.
Раскладываю на столе перед собой оставшиеся четыре листа.
На фотографиях – три разного возраста гражданки и вышеупомянутый женоподобный юноша.
И кто же из них меня впечатлил?
Я смущена и обескуражена, потому что совершенно ничего не чувствую. Бумажки остаются бумажками, лица на фотографиях – невыразительными черно-белыми картинками. На телеэкране они были цветными.
– Можно, я заберу
Она кивает:
– Конечно, это же всего лишь копии. К тому же программа уже смонтирована и вышла в эфир.
– А повторы будут?
У меня возникает идея.
Возможно, дело в том, как я получаю информацию. Есть ведь разница между изображением на экране монитора и на бумаге?
Попросту говоря, монитор – это лампочка, она светится, а бумага только отражает цвет. Поэтому отпечаток не может быть таким же ярким и сочным, как картинка на экране, да и количество цветов на бумаге меньше – в моем случае распечатки вообще черно-белые. Кроме того, экран обладает более широким диапазоном яркости.
Значит, мне нужно посмотреть программу еще раз и соотнести цветную картинку на телеэкране с бумажной распечаткой.
Делать это не очень хочется, потому что пережитые в ходе вчерашнего просмотра программы ощущения мне совсем не понравились и повторить их я не желаю. Но другого способа опознать ту самую персону я не вижу.
Добрая девушка возвращается в редакцию, и я тоже ухожу из буфета, потому что бдительный охранник сквозь стеклянную стену смотрит на меня так, словно ждет, что я сноровисто сооружу из представленных в ассортименте бара жидкостей коктейль Молотова и без промедления подпалю особо важный объект.
Перемещаюсь в кафе, у персонала которого не вызываю подозрений в благонадежности. Умышленно заказываю горячее, которое будут готовить минут двадцать, не меньше, и использую это время для внимательного изучения и анализа предоставленных мне материалов.
Звучит солидно, да?
На самом деле я просто читаю тексты.
Встревоженные родственники разыскивают гражданок Самойлову, Лаврентьеву, Никоненко и Цюрих, а также гражданина Полыванова.
Анна Петровна Самойлова – хорошенькая барышня шестнадцати годков. Она не вернулась домой с вечеринки по поводу дня рождения подружки.
Светлана Игоревна Лаврентьева – строгая с виду дама пятидесяти лет. Она уехала на дачу в пятницу вечером и обещала вернуться в город в воскресенье, но обещание свое не сдержала.
Сорокалетняя Анна Ефимовна Никоненко без разрешения и объяснений тайно покинула санаторий для нервных больных.
Тридцатидвухлетняя Маргарита Вадимовна Цюрих вышла «на минуточку» за хлебом и бесследно исчезла.
Златокудрый юноша Виктор Иннокентьевич Полыванов по окончании летних каникул убыл из отчего дома в Ростов, но на занятиях в институте не появился.
Все пропавшие люди, кроме Анны Никоненко, жили в Кипучеключевском районе. Только Никоненко приехала в местный санаторий из Саратова.
Все четверо исчезли летом: Цюрих и Самойлова – в начале июня, Никоненко – в июле, Полыванов – в конце августа.
Лица на фотографиях мне не знакомы, хотя Лаврентьева очень похожа на Нонну Мордюкову в роли харизматичной управдомши из «Бриллиантовой руки», а модная барышня Самойлова – на тысячи других девиц, старательно подгоняющих свой образ под эталоны глянцевых журналов. У красотки Анечки грамотно нарисованное лицо и светлые волосы, уложенные идеальными парикмахерскими волнами. Думаю, без прически и макияжа она будет неузнаваема.
О Маргарите Цюрих я могу сказать только одно: она не так красива, как ее фамилия, потому что выглядит старше своих лет, и сама же в этом виновата. У Маргариты одутловатое лицо, мешки под глазами, неудачно выщипанные брови и претенциозное каре в египетском стиле, нелепо «обрубающее» лицо с трех сторон. В жесткой черной раме блестящих волос невыразительная физиономия выглядит особенно блеклой и какой-то помятой. Я бы настоятельно рекомендовала Маргарите Вадимовне сменить стилиста.
А вот у студента Полыванова с чистотой художественного образа все в порядке. Ему не хватает только плетеной повязки на лбу, чтобы выглядеть типичным юным хиппи. На месте родителей блудного Виктора я бы искала его в таборе длинноволосых парней с бакенбардами и босоногих дев в браслетах. Этого юношу очень легко вообразить скитающимся по городам и весям в старом микроавтобусе, расписанном персидскими огурцами.
Впрочем, это всего лишь мои домыслы.
Окорачиваю разыгравшееся воображение, складываю и прячу в карман распечатки, сосредоточенно съедаю принесенное мне рагу и возвращаюсь в санаторий.
В дневном повторе вчерашний выпуск программы «Полицейский участок» выйдет в тихий послеобеденный час. К этому времени я намерена быть на посту перед телевизором.
Но выехать из Кипучеключевска у меня получается только со второй попытки.
Мешает телефонный звонок, из-за которого я пропускаю нужный поворот.
Зная, что говорить по мобильному за рулем – это нарушение правил, и не собираясь ничего нарушать в отсутствие у меня хоть каких-нибудь документов, дисциплинированно сворачиваю на обочину.
Звонит Андрей Ильич.
– Привет, Машуня, – говорит он, и я отмечаю, что голос у участкового смущенный. – Ты как там?
– Я нормально, а вы там как? – отвечаю я, настораживаясь.
Если мужчина суровой профессии называет вас уменьшительно-ласкательно, это не к добру. Не зря полицейские товарищи зловеще говорят «документики» и «гражданочка» – в их устах это слова-буревестники.
– У нас все в норме, с женишком твоим проведена еще одна воспитательная беседа, у него была претензия к Жозефине Георгиевне, но свидетели из числа мирных граждан факт разбойного нападения не подтвердили.
– Свидетелями были вы с Кларой Карловной? – понятливо хмыкаю я. – Андрей Ильич, а мне же теперь, кроме водительских прав, еще и паспорт понадобится! Он в сумке был, а ее у меня украли!
– Вот я как раз насчет документов и прочего, – участковый откашливается. – Мария, ты в курсе, что тобой интересуются?