Дживс и скользкий тип. Тысяча благодарностей, Дживс. Тетки – не джентльмены (сборник)
Шрифт:
– Так, мелкие грешки.
– Однако узнай о них избиратели – и он лишится их поддержки.
– Но ведь узнать им неоткуда. Правда, он есть в клубной книге…
– Одиннадцать страниц, сэр.
– Но вы уверяете, что ее содержание никогда не будет разглашено.
– Никогда, сэр. На этот счет мистер Уиншип может быть совершенно спокоен.
От слов Дживса я вздохнул свободнее.
– Дживс, – сказал я, – от ваших слов я вздохнул свободнее. Вы же знаете, я всегда тревожусь из-за клубной книги. Ее ведь хранят под замком?
– В общем, нет, сэр, но она
– Тогда не о чем беспокоиться.
– Я бы так не сказал, сэр. У мистера Уиншипа, наверно, были товарищи по проделкам, и они могут по неосторожности поделиться с кем-нибудь воспоминаниями, которые попадут в светскую хронику крупных газет и оттуда – в газеты Маркет-Снодсбери. По-моему, их всего две, и одна из них – непримиримый противник консерваторов, которых представляет мистер Уиншип. Такое может произойти, и последствия будут катастрофическими. В данный момент я не имею возможности узнать, кто именно соперник мистера Уиншипа, но я уверен, что он – образец респектабельности и что его прошлое можно без ущерба для него подвергнуть самому дотошному расследованию.
– Что за мрачность, Дживс? Почему вы не рвете розы? Поэт Геррик осудил бы вас.
– Простите, сэр. Я не знал, что вы принимаете судьбу мистера Уиншипа так близко к сердцу, иначе я был бы более осторожен в высказываниях. Для него очень важно победить на выборах?
– Жизненно необходимо. Флоренс укажет ему на дверь, если он проиграет.
– Вы шутите, сэр?
– Он сам так говорит, и думаю, он прав. Его доводы весьма убедительны. Он говорит – она очень требовательна к людям и не прощает поражений. Доподлинно известно, что она дала отставку Перси Горринджу из-за того, что пьеса, которую он написал по ее роману, выдержала только три представления.
– В самом деле, сэр?
– Проверенный факт.
– В таком случае будем надеяться, что мои опасения не оправдаются, сэр.
В то время, когда мы тешили себя надеждой на то, что его опасения не оправдаются, на мой стакан с виски упала тень, и я увидел, что около нас стоит еще один член клуба – человечек из разряда «спасайся кто может», с брюшком, одетый скорее по-загородному, чем по-городскому, в галстуке, говорящем о его принадлежности к Сторожевой бригаде, хотя вряд ли это могло быть так. В отношении его манер мне в тот момент не пришло на ум более точного эпитета, чем «фамильярные», но, заглянув потом в словарь синонимов из библиотеки Дживса, я обнаружил, что они были «панибратскими, развязными, нахальными, несдержанными, непочтительными, хамскими, бесцеремонными и назойливыми». Если я скажу вам, что первым делом он ткнул Дживса под ребра корявым указательным пальцем, вы поймете, что я имею в виду.
– Привет, Реджи, – сказал он, и я замер в кресле, потрясенный открытием, что Дживса зовут Реджинальдом. Мне раньше и в голову не приходило, что у Дживса есть имя. Хорошо еще, что не Берти, а то какая возникла бы путаница.
– Добрый день, – ответил Дживс, и мне стало ясно, что этот господин не входит в круг его ближайших друзей. В голосе Дживса сквозила холодность, которой мог пренебречь разве
Тип «спасайся кто может», казалось, не заметил, что ему не рады. Он продолжал вести себя так, как будто встретил старинного приятеля.
– Как делишки, Реджи?
– Спасибо, пребываю в добром здравии.
– Ты что, похудел? Тебе нужно жить в деревне, как я, и питаться настоящим деревенским маслом. А вам, голубок, – обратился он ко мне, – нужно быть поосторожней с танцами на проезжей части. Я ехал в том такси и подумал, что вам крышка. Вы Вустер?
– Да, – изумленно ответил я. Я и не знал, что стал знаменитостью.
– Я так и думал. У меня хорошая память на лица. Ладно, заболтался я с вами. Мне нужно зайти к секретарю по одному делу. Рад был увидеться, Реджи.
– До свидания.
– Вустер, старина, рад был увидеться.
Я попрощался с ним, и он нас покинул. Я обратился к Дживсу; ошеломляющая догадка, о которой я говорил раньше, неслась на всех парусах.
– Кто это был?
Он ответил не сразу: очевидно, он был так шокирован, что не мог вести беседу. Только после глотка ликера к нему вернулось самообладание. Когда он все-таки заговорил, по его тону было понятно, что он вообще предпочел бы не высказываться на эту тему.
– Тот человек, о котором вы упомянули за завтраком, сэр, Бингли. – Он произнес это имя так, как будто оно оскверняло его рот.
Я обомлел. Меня бы мог сейчас сразить наповал даже удар зубочисткой.
– Бингли? Нипочем бы его не узнал. Он совершенно изменился. Когда-то он был худой и очень мрачный, просто туча тучей. Казалось, он вечно погружен в мысли о грядущей революции, которая предоставит ему свободу гнаться за мной по Парк-лейн с обагренным кровью ножом.
Ликер, казалось, возвратил Дживсу душевное равновесие. Теперь в его голосе слышалось привычное спокойствие:
– Думаю, в то время, когда он работал у вас, он придерживался крайне левых взглядов. Они поправели, когда он стал собственником.
– Собственником?
– Его дядя, владелец лавки, умер и оставил ему в наследство дом и круглую сумму.
– Думаю, перемена взглядов под влиянием полученного наследства – частое явление среди таких людей, как Бингли.
– Очень распространенное. Они начинают смотреть на грядущую революцию с другой точки зрения.
– Понимаю вашу мысль. Они не хотят, чтобы за ними гнались по Парк-лейн с обагренными кровью ножами. Он все еще камердинер?
– Он удалился на покой. Ныне он праздный обыватель Маркет-Снодсбери.
– Маркет-Снодсбери? Забавно.
– Простите, сэр?
– Я хотел сказать, странно, что он живет именно в Маркет-Снодсбери.
– Многие люди живут в Маркет-Снодсбери, сэр.
– Но ведь мы сейчас как раз туда едем. Интересное совпадение. Там, судя по всему, находится дом его дяди.
– Надо полагать.
– Возможно, мы увидимся с ним.
– Надеюсь, что нет, сэр. Я о нем плохого мнения. Бесчестный человек. На него нельзя положиться.
– Почему вы так решили?
– Интуиция.