Джоаккино Россини. Принц музыки
Шрифт:
Очарованный Мейербер на следующий день снова вернулся на рю Монси, когда «Маленькая торжественная месса» исполнялась во второй раз перед более обширной аудиторией, включавшей папского нунция, представителей власти, членов семей Понятовского и Ротшильда, Эрнеста Лесуве, Азеведо, Жильбера Луи Дюпре, Франсуа Огюста Жеваера, Марио и Пьера Скудо, но, похоже, среди них не было Россини. Отзывы парижской прессы были восторженными. Вне себя от восхищения, критик «Ле Сьекле» написал, что, когда месса будет оркестрована, в ней появится столько огня, что она сможет расплавить мраморные соборы. Когда Россини узнал о том, что критики настойчиво подчеркивают наличие у него гармонической оригинальности и нововведений, он заметил: «Я не скуплюсь на диссонансы, но и подслащиваю их».
После второго исполнения «Маленькой торжественной мессы» Мейербер написал Россини следующее письмо: «Юпитеру Россини.
Новости о фуроре, произведенном «Маленькой торжественной мессой», принесли Россини новые награды и почести. Его сразу же принялись убеждать оркестровать мессу. Но работа над ней изнурила его, и он сначала отказался. Затем в 1866-1867 годах, решив, что уж лучше он сам осуществит оркестровку, чтобы этого не сделали другие позже, он завершил почти пятьсот страниц полной партитуры. Он не давал разрешения при жизни на исполнение этой версии, которую многие считают худшей по сравнению с оригиналом. Ее услышали впервые три месяца спустя после его смерти в театре «Итальен» 24 февраля 1869 года, солистами были Мариетта Альбони, Габриелле Краус, Николини (Эрнест Николас, будущий супруг Аделины Патти) и Аньези. Четыре номера пришлось повторить. Олимпия Россини, продавшая права на постановку импресарио Морису Стракошу, деверю Патти, написала письмо с выражениями благодарности ему и участвовавшим артистам за то, что они вновь прославили память ее покойного супруга 1 .
Стракош, вложивший 26 000 франков (около 14 760 долларов) в это первое представление, затем организовал труппу «Маленькой торжественной мессы», которая, исполнив мессу в театре «Итальен» четырнадцать раз в течение месяца, затем повезла ее на двухмесячные гастроли по Франции, Бельгии и Голландии, исполнив ее шестьдесят раз. В труппу вошли Альбони, Мари Баттю, тенор, известный под именем Том Хохлер, и Аньези. Хотя Стракош заплатил Олимпии 100 000 франков (более 56 700 долларов) за право постановки и ту же сумму Альбони за три месяца пения, он утверждает, что его прибыль после выплаты всех издержек достигла 50 000 франков (почти 28 350 долларов). В 1870 году он осуществил две подобные гастрольные поездки. Тем временем «Маленькая торжественная месса» распространялась по миру. В Санкт-Петербурге ею дирижировал Аугусто Вьянези (который будет дирижировать «Фаустом» Гуно на открытии театра «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке 22 октября 1883 года); в Москве ею дирижировал Антон Рубинштейн, а в число солистов входили сестры Маркизио и Роберто Станьо. В феврале 1870 года мессу Россини исполнили в Австралии в Сиднее.
В начале 1864 года Леон Эскюдье описывает в письме к Верди один из субботних вечеров: «Россини, никогда не забывающий расспросить меня о вас и о мадам Верди, захотел, чтобы делле Седие исполнил во время этого вечера композицию из ваших произведений, а сам назвал романс из «Бала-маскарада», который произвел большое впечатление. Тот факт, что Россини устраивает эти демонстрации из вежливости или комической бестактности, делает их не менее похвальными внешне. Я знаю, как вас все это забавляет». Эскюдье, по-видимому, все еще продолжал испытывать обиду по поводу давно прошедших событий и, пользуясь гостеприимством Россини, в то же время высмеивал его перед Верди. В другом письме к Верди (от 9 апреля 1864 года) он сообщил ему о том, будто Россини хвастался тем, что у него состоялось превосходное исполнение квартета из «Риголетто». Эскюдье не без иронии сообщил Россини: «Верди настолько восхищается вами, что, в свою очередь, устраивает вечера, на которых исполняется только ваша музыка!»
Придерживаясь все той же враждебной линии, 10 февраля 1865 года Эскюдье пишет Верди, что пришел к Россини и – о чудо! – застал его за работой. «Он писал, попробуйте угадать что – фортепьянную ритурнель для трио из «Аттилы», которое мадемуазель Патти и господа Гардони и делле Седие исполняли у него дома прошлым вечером. «Не спешите делать выводы, будто я позволяю себе аранжировать музыку Верди, – сказал он мне, – но, прежде чем начать новое произведение, всегда устраивают много шума,
101
Вот так! (фр.)
Написание и оркестровка мессы ни в коей мере не указывают на то, что Россини стал серьезным. Его юмористические выверты, подтверждающиеся тем, что он назвал «маленькой торжественной» очень большую и только местами торжественную мессу, упорно сохранялись так же, как и острота его выражений. Так, например, в письме певице Каролине Унгер от 1864 года он замечает: «Имею честь сообщить вам, что во всем Париже есть только один дом, освещенный маслом, – это мой дом. Это почтение, которое я оказываю веку – мрачному веку – просвещения». Азеведо сообщает: «Однажды утром скромный автор этих воспоминаний нашел его [Россини] в очень плохом расположении духа. Ему предстояло написать двенадцать рекомендательных писем 2 , подписать кипу фотографий и проиллюстрировать множество альбомов несколькими тактами своих музыкальных произведений. Когда он увидел входящего посетителя, то пожаловался: «Боже, как утомительна слава! Какие счастливые люди мясники». – «Почему же вы не выбрали себе эту профессию? – шутливо спросил посетитель, желая повеселиться за его счет. – У вас была хорошая возможность поучиться в детстве, когда родители поместили вас в пансион с одним из них в Болонье». – «Я с радостью так поступил бы, – ответил он, – но не смог, то была не моя вина. Мной плохо руководили!» При этих словах двойной взрыв смеха, словно по волшебству, развеял его дурное настроение».
2 мая 1864 года Мейербер, отполировывающий партитуру «Африканки», которую уже репетировали в «Опера», умер, проболев десять дней. Россини, любивший аффектированного немца и наслаждавшийся его обществом и его непомерной лестью, был особенно опечален потерей коллеги, столь близкого ему по возрасту (на неполных шесть месяцев старше его). Они были знакомы почти пятьдесят лет. Россини откликнулся на эту потерю, написав хорал «Погребальную песнь» на слова, начинающиеся с фразы: «Pleure! pleure! muse sublime» [102] , для мужского хора в сопровождении турецкого барабана. Внизу последней страницы рукописной партитуры Россини написал: «Несколько тактов похоронной песни на смерть моего бедного друга Мейербера. Дж. Россини» 3 .
102
Плачь! плачь! возвышенная муза (фр.).
Но не все записанные отзывы Россини на смерть Мейербера были выдержаны в том же торжественном ключе. Верди рассказал Итало Пицци, что молодой племянник Мейербера написал похоронный марш на смерть дяди и пришел к Россини, чтобы сыграть его на фортепьяно, надеясь получить одобрение маэстро. Рассказывая этот забавный случай, Верди сел за фортепьяно; Пицци утверждает, будто он походил на Россини, комментирующего марш: «Очень хорошо, очень хорошо! Но не кажется ли вам, что было бы лучше, если бы умерли вы, а ваш бедный дядюшка сочинил бы марш?» Верди так прокомментировал слова Пицци: «Так Россини убивал».
Доказывая энергией и разумом своих слов то, в чем он отказывает себе, описывая себя, Россини написал Гаэтано Фаби из Пасси 6 июня 1864 года:
«Дорогой Гаэтанино,
пользуясь случаем, что мой друг Антонио Перуцци едет в Болонью, посылаю свой небольшой портрет, недавно написанный. Мои парижские друзья утверждают, будто он имеет большое сходство, однако отражаемая им энергия только кажущаяся, из-за возраста моя слабость настолько возросла, что я не полагаюсь на свои ноги, а также память, сообразительность, разум и т. д. и т. д. – все приходит в упадок. Для того чтобы избежать всех этих несчастий, мы должны нести наказание уходом в небытие. Так что давайте жить и сохранять терпение. «Небольшой портрет», возможно, оттиск одной из фотографий, сделанных Надаром (Феликс Турнашон)».