Джоанна Аларика
Шрифт:
— Ладно, может, зайду.
Мигель вышел из калитки и наискось пересек улицу, направляясь к одноэтажному зданию школы. Лохматая черная дворняжка встретила его на освещенном крыльце, радушно помахивая хвостом.
— Идем, Чучо, — сказал Мигель, отпирая дверь, — похоже на то, что есть хорошие новости… Входи, входи!
Пес прошмыгнул первым, вскочил в скрипучее плетеное кресло и шумно завозился там, устраиваясь поудобнее.
— Прочь с кресла, — рассеянно сказал Мигель, остановившись посреди комнаты и осторожно вскрывая конверт. — Сколько еще раз тебе, проходимцу, это повторять?
Пес вздохнул, словно обидевшись на «проходимца», но с места не тронулся.
Прочитав первые строчки, Мигель улыбнулся. Продолжая читать, он подошел к койке и присел на ее край. Потом улыбнулся еще шире, опустил письмо и подмигнул псу.
— Слушай, ты, — сказал он, ероша волосы. — Ты понимаешь, что значит «навсегда твоя»?
Чучо вежливо приподнял губу и стукнул хвостом по подлокотнику.
— Не понимаешь? Ладно, придется прочесть тебе все письмо, тогда, может, поймешь.
Мигель стал перечитывать письмо вслух. Пес слушал внимательно, потом заколотил хвостом еще громче и зевнул — нервно, с подвывом.
— Осел и сын осла! — рассердился Мигель. — Все еще не понял? Тогда ступай вон. Ну, живо!
Пес недовольно заворчал.
— Освободи кресло, мне. нужно работать! — крикнул Мигель. — Нечего сидеть в кресле и изображать из себя человека, если в голове пусто. Ступай на улицу, Чучо!
Чучо заворчал еще недовольнее.
— Слушай! — насторожившись, громким шепотом сказал вдруг Мигель. — Слышишь, ящерица? Там большая ящерица…
При слове «ящерица» пес сорвался с кресла, а Мигель — с койки, и оба ринулись к выходу.
— Лови ящерицу, держи ее, хватай! — заорал Мигель, ударом ноги распахивая дверь; пес вылетел кубарем и с яростным лаем умчался в темноту.
Взяв с койки письмо, Мигель сел в освободившееся кресло, придвинул его к колченогому столику, заваленному книгами и ученическими тетрадками, и еще раз перечел все — от даты в верхнем углу до знакомого росчерка подписи. Потом достал из ящика небольшой портрет Джоанны в кожаной рамке, поставил его перед собою, прислонив к надбитой пивной кружке с карандашами, и задумался, подперев щеки ладонями.
Чучо за окном продолжал возбужденно лаять, безуспешно разыскивая в кустах свою ящерицу.
— Эй, ты! — крикнул Мигель. — Дурень! Поди сюда, что я тебе расскажу…
Глава 5
В ту же ночь около одиннадцати старое дребезжащее такси остановилось на углу двух тихих улиц резиденциального пригорода столицы. Перекресток был ярко освещен. Пассажир, сидевший на заднем сиденье, достал бумажник и нагнулся к шоферу.
— Послушай, приятель, сверни-ка, где потемнее, — попросил он, передавая деньги, и хихикнул коротко, немного смущенно. — Когда имеешь дело с замужней сеньорой, приходится соблюдать осторожность… Увидит случайно какой-нибудь сосед, и…
Шофер кивнул понимающе и сочувственно. Машина проползла десяток метров, скрывшись в угольно-черной тени платана; потом снова выбралась на освещенную часть улицы и укатила, лязгая и погромыхивая.
Пассажир докурил сигарету, стоя в тени и нетерпеливо поглядывая на светящиеся стрелки ручных часов. Улица оставалась такой же безлюдной, где-то далеко радио передавало танцевальную музыку, вокруг фонаря бесшумно и исступленно толклись мошки. Заорал вдалеке пьяный, и снова стало тихо, лишь пролетали, путаясь в темной ночной листве, обрывки синкопированных джазовых ритмов. Грузный человек, ждущий в тени платана, выругался сквозь зубы и закурил вторую сигарету.
Он ждал еще минут десять; потом из-за угла, едва слышно шелестя мотором, неторопливо выплыла низкая черная машина. Человек под платаном бросил сигарету и шагнул на мостовую.
Машина затормозила рядом с ним. Задняя дверца распахнулась, выглянуло лицо в очках.
— Полковник, вы? Прошу садиться, мы опаздываем.
Грузный полковник, сердито сопя, полез внутрь.
— Без вас знаю, что опаздываем, — сказал он недовольным тоном, когда машина тронулась, быстро набирая скорость. — Торчу здесь уже двадцать минут! Вы не могли придумать ничего умнее, как взять машину с номером дипломатического корпуса?..
Сидящий рядом человек в очках принялся что-то объяснять; полковник не слушал его, насупившись, глядел перед собой.
Внутренность машины освещалась через равные промежутки вспышками фонарей. Стало светлей, заиграли разноцветные отблески реклам. Не сбавляя скорости, машина пронеслась через Пласа-де-Армас. Мелькнули часовые у входа в военное министерство. Полковник откинулся в глубь машины, быстрым движением, словно фуражку за козырек, надвинув на глаза шляпу.
Кончились людные кварталы центра. Снова глухие тихие переулки, редкие фонари в густой тени разросшихся деревьев, спящие предместья. За городом в машину ворвался сильный ночной ветер, аромат сосен и альпийских лугов. Полковник посмотрел на часы: время приближалось к полуночи.
Хозяин виллы поднялся из кресла им навстречу.
— Your Goddamn conspiracy, — сердито сказал полковник вместо приветствия, пожимая ему руку. — Making me play trick around like a detective — crazy kid… [28]
— We must take certain measures for the safety sake, dear colonel, [29] — отозвался хозяин медленным скрипучим голосом. — Кстати, будем говорить по-испански, если вы не возражаете. Мне нужна практика. А насчет «конспирации», ничего не поделаешь, в рискованной игре приходится принимать меры предосторожности, как бы глупо они ни выглядели. Прошу вас, сеньоры.
28
Ваша проклятая конспирация… заставляете меня валять дурака, как помешанного на шпионах мальчишку (неправ. англ.).
29
Приходится принимать известные меры предосторожности, дорогой полковник (англ.).
Полковник грузно опустился в кресло.
— Меры предосторожности… — проворчал он. — Хорошая предосторожность — ехать на такое свидание в машине с дипломатическим номером! Хорош я был бы, если бы меня задержали в такой машине…
— Ну, не будем преувеличивать. Здесь все же не задерживают пока дипломатов… и не обыскивают их машины. Глоток виски, сеньоры?
Полковник, продолжая хмуриться, взял стакан. Человек в очках отказался, сославшись на жару.
— Разве? — удивился хозяин. — Странно, я нахожу здешние ночи скорее прохладными. Очевидно, сказывается высота. Около шести тысяч футов, если не ошибаюсь? Где у вас по-настоящему жарко, так это на побережье.