Джоанна Аларика

Слепухин Юрий Григорьевич

Педрито уныло вздохнул, вспомнив тетку. В общем она не плохая женщина, и даже наверняка по-своему любит его, но просто, когда есть своя семья, то племянник, да еще и двоюродный, иногда действительно становится обузой. Конечно, у богатых все это выглядит иначе…

Пообедали они, как обычно, в соседней харчевне. Все вместе, за исключением сеньориты Агиляр; конторщица съедала тот же обед в центре, где можно было послушать за едой музыку, переплатив несколько лишних центов за «сервис».

— Я, верно, отсюда уеду, — объявил Педро, доедая фасольный соус. — Или в столицу, или в Пуэрто Барриос. В Пуэрто даже лучше — можно устроиться на пароходе.

— Только тебя там и ждут, — сказал Петисо. — Прямо ждут не дождутся. Из Рио-де-Жанейро не забудь прислать мне свою карточку в обнимку с какой-нибудь кариокой. [43]

Васкес, принимающий всерьез любую шутку, с сомнением покачал головой.

— В Пуэрто-Барриос не часто можно встретить корабль, идущий в Южную Америку. Больше ходят на север. Ну, или каботажники. А вообще устроиться там не так просто, чико. Суда принадлежат янки, они не очень охотно берут на борт нашего брата.

43

Carioca — уроженка Рио-де-Жанейро.

— Да, там всем распоряжается «мамаша Юнай», — кивнул Руис. — Это я недавно читал одну книжку — какого-то костариканца, что ли. У них там эта мамаша тоже здорово запустила лапу во все карманы.

— Обрубят и там, — сказал Корвалан. — Пусть учатся у нас.

— Мы-то не очень покамест обрубаем, — возразил Руис. — Васкес прав, Пуэрто-Барриос до сих пор как был, так и остается городом янки.

— Ну, не очень-то янки… Но вообще это верно, там они хозяйничают больше, чем где-либо. А что ты хочешь? Сколько лет они там пускали корни, за один год все не повыдергиваешь.

— За год — нет, — согласился Руис и придвинул к себе кофе. — Но мне сдается, что наша революция насчитывает уже целую декаду, [44] э? Долговато возимся, мучачо. Русские у себя в стране за десять лет такого натворили…

— Что нам до русских! — хмуро вмешался контра-маэстро. — У них свои условия, у нас свои. Русские пожгли у себя все церкви, поубивали всех богатых. Это уж ни к чему. Во всяком случае, для нас это не подходит.

44

Декада — в Латинской Америке десятилетие.

Педрито с интересом поднял глаза на электрика. Эрнесто часто рассказывал ему про Россию всякие удивительные вещи, будто там всякий пеон может стать министром, а женщины становятся капитанами дальнего плавания. Корвалан сам видел однажды такую русскую капитаншу в порту Буэнос-Айрес — несколько лет назад, когда плавал на панамском фрейтере… Интересно, что он ответит старику?

Как Педро и ожидал, Корвалан не оставил без ответа замечание контрамаэстро.

— Не в том дело, Гальван, — сказал он сдержанно. — Я не говорю, конечно, что нам нужны русские порядки, это так. Но насчет церквей вы не правы, я сам видел недавно один журнал, и там снят русский папа на каком-то правительственном приема старый такой, в очках и с белой бородой…

— Что-то я не слышал, чтобы у русских был па-» па, — с сомнением отозвался Гальван. — Они еретики, откуда у них может быть папа?

— Ну, ихний папа, называется он как-то иначе, не в том дело. Я это к тому вспомнил, что вы сказали насчет сожженных церквей. Так вот, я говорю, никто и не заставляет нас устраивать у себя русские порядки, каждый народ живет по-своему. Руис вот сейчас сказал, что ихняя революция за одну декаду добилась куда большего, чем наша. Так она и была не такой, как у нас!

— Ясно! Тебе русская революция кажется лучшей, — проворчал контрамаэстро. — А я так вполне доволен нашей, гватемальской. Политикой я сроду не занимался, но что рабочему человеку жить стало легче, это я вижу не хуже всякого.

— Погодите, Гальван. Я тоже гватемалец, а не русский. Я читал разные книжки про русскую революцию и встречался с русскими моряками, так что кое-что знаю. Может, и не все, но кое-что. Наверняка и у них не все шло гладко. Вот в прошлом году получилась эта история с министром внутренних дел, но что там по-настоящему здорово, так это ихнее единство. Там все правительство думает одинаково и одинаково действует. А у нас в правительстве даже сейчас есть разные люди: одни гнут в одну сторону, другие в Другую, а получается от этого только задержка…

— Вы давайте жуйте! — сказал Гальван остальным. — А то проболтаем весь перерыв, поесть не успеем. Политикой, парни, сыт не будешь.

— Эрнесто, — спросил Педро, — а богатых русские действительно всех поубивали?

— Как кого, чико, не думаю, чтобы всех. Богатые сами оттуда уехали после аграрной реформы и национализации. Ну, а кто не захотел уехать и сопротивлялся, тех, может, и поубивали. Там ведь была гражданская война.

— Я знаю! — воскликнул Чакон. — Помнишь, Петисо, я тебе приносил комикс «Принцесса Дунья»?

— Донья, — поправил Васкес. — Индеец ты, что ли? Правильно говорится: «донья».

— Иди ты! — отмахнулся подмастерье. — Дунья — это русское имя, а никакая не донья. Комиссар расстрелял ее родителей, а она сама была красивая, каррамба, как Марилин Монро…

— Ух, будь я проклят, — вздохнул Руис, тряся перед собой сложенными ладонями. — Слышать уже не могу этого парня с его комиксами! — Допив кофе, он отодвинул чашку и повернулся к электрику. — Видишь, Эрнесто, это самое ты и сказал — что наша революция застряла на полпути. А со мной спорил.

— И буду спорить. Ты думаешь, она застряла, а я просто говорю, что она идет слишком медленно. Разные вещи, дон Алехандро, совсем разные. Сегодня два года, как президент подписал декрет девятьсот, забыл ты про это? А про новые школы, а про синдикаты тоже забыл? Да что там… На словах все оно легко делается!

Закончив обед, механики вышли из душной харчевни и не торопясь направились к мастерской. Педрито решил вдруг, что работать вторую половину дня уже не стоит; все равно он уволен, лучше уж пошататься по городу и разнюхать насчет нового места. Еще опять появится дон Тачо, ну его к дьяволу! Вот уже верно, по собаке и кличка! Такой же сукин сын, как и его тезка генерал Сомоса. Лучше не нарываться лишний раз! А с ребятами можно встретиться вечером на митинге.