Джон Леннон
Шрифт:
Судороги и конвульсии — характерные симптомы ломки у наркоманов. Увидев Йоко в таком состоянии, врачи, вероятно, пришли к выводу, что она продолжала принимать наркотики. Тем не менее в интервью, которое 1 октября 1981 года Йоко дала журналу «Роллинг Стоун», она заявила:
«Просто невероятно, сколько неприятностей свалилось на нашу голову из-за того, что нас считали наркоманами. Например, к тому времени, когда у нас родился Шон, мы уже давно перестали принимать наркотики, потому что действительно хотели ребенка. Когда в больнице решили делать кесарево сечение, мне сделали укол обезболивающего, и поэтому после рождения Шон немного дрожал. Все это, то сильнее, то тише, продолжалось около месяца. Но вместо того чтобы выяснить причины происшедшего, врачи в больнице обвинили Джона и меня в том, что во время моей беременности мы принимали наркотики. Больше того, они пригрозили, что оставят Шона в больнице, так как мы якобы не в состоянии за ним ухаживать. Это был самый ужасный момент в нашей жизни. Они
Буквально спустя четыре месяца после рождения Шона Йоко столкнулась с Джесси Эдом Дэвисом, который был вызван в Нью-Йорк для дачи свидетельских показаний по делу Морриса Леви. Он вспоминает, как Йоко закатала рукав своей блузки, внимательно посмотрела на руку, а затем поинтересовалась: «Не знаешь, где бы мы могли достать немного?..»
Как-то вечером, несколько лет спустя, Джон рассказал историю рождения Шона в присутствии Марии Хеа. Когда он дошел до того момента, когда врачи обвинили Джона и Иоко в употреблении наркотиков, он повысил голос и тоном оскорбленной невинности воскликнул: «Я был абсолютно чист!» Затем, выдержав эффектную паузу, неожиданно повернулся к жене и спросил: «Ты ведь тоже ничего не принимала, правда, Йоко?» Хотел ли он тем самым подчеркнуть, что не был в этом уверен?
В 1979 году, на День благодарения Йоко отправила четырехлетнего Шона в детский санаторий, пребывание в котором стоило 10 тысяч долларов и который специализировался на лечении детей, рожденных от матерей-наркоманок.
Глава 59
Послеродовая депрессия
Когда Йоко вернулась из больницы домой, Джон окружил ее юношеской заботой. Он сложил довольно высокую стопку из поздравительных писем и открыток, пришедших «мамочке» от поклонников, увенчав ее драгоценностями, приготовленными в подарок по случаю рождения сына. Однако Иоко не склонна была предаваться сантиментам; она бросила взгляд на подарки Джона, подхватила украшения, не обратив внимания на поздравления, и прошествовала в спальню, где улеглась в постель и принялась названивать по телефону.
В качестве няни Иоко выбрала среднего возраста японку по имени Масако, крепкую как камень и очень преданную. Оказавшись в обществе двух женщин, которые вели хозяйство и разговаривали между собой на непонятном ему языке, Джон почувствовал себя бесполезным и брошенным. Вместо того чтобы испытывать подъем после рождения сына, Джон снова погрузился в глубокую депрессию.
Когда раздражение доходило до точки кипения, он отыгрывался на Йоко, стараясь публично ее унизить. Однажды вечером в «Эшли», во время ужина с Тони Кингом, Эллиотом Минцем и Ричардом Россом Джон повернулся к Йоко и начал кричать: «Я хочу Мэй! Я хочу Мэй! Я хочу Мэй! Я не хочу тебя!» Друзья попытались его утихомирить, но он распалялся все сильнее: «Приведите Мэй! Приведите Мэй!» Затем он ткнул пальцем в Йоко и закричал, обращаясь к остальным: «Отвезите ее домой! Я не желаю ее видеть! Отвезите ее домой!» Тони повез Йоко, а Ричард Росс и Эллиот Минц отправились вместе с Джоном на поиски Мэй, которая, как оказалось, уехала на каникулы во Флориду. К январю 1976-го, когда ситуация накалилась до опасного предела, Джон неожиданно нашел лекарство от своего недуга.
Однажды вечером, когда Леннон и Джесси Эд Дэвис околачивались в просторных апартаментах отеля «Плаза», которые занимали музыканты из группы «Лед Зеппелин», Джон внезапно услышал, как в ванной комнате кого-то рвало. Мгновенно сделав стойку, он воскликнул: «А вдруг у него что-нибудь осталось!» Секунду спустя приятели были уже в туалете, где их взору предстал коленопреклоненный цеппелиновский барабанщик Джон Бонэм.
Когда Леннон поинтересовался, не осталось ли у него, чем отравиться, Бонэм достал из кармана пакетик кокаина и простонал: «Держи! Забирай все! Видеть больше не хочу эту гадость!»
Джон и Джесси отсыпали себе по дорожке чистейшего «китайского снега». Не успел Джон хорошенько набить нос, как его скрутило пополам, и он, засунув голову в унитаз рядом с Бонэмом, принялся блевать с ним в унисон. Джесси Эд оказался покрепче, он присел на край ванны и с изумлением уставился на странный спектакль в исполнении двух знаменитых музыкантов. (В 1980 году, дома у лидера «Лед Зеппелин» Джимми Пэйджа, Джон Бонэм захлебнулся собственной рвотой.)
Той же ночью Джесси Эд представил Леннону некоего Джеймса By по прозвищу Чайнамэн, который снабжал наркотиками всех знаменитых рок-музыкантов. Джесси Эд познакомился с By в Новом Орлеане, когда гастролировал с Родом Стюартом и его группой «Фэйсиз», в которой также хватало любителей оттянуться. «Наступил момент, когда наши запасы иссякли и требовалось свежее вливание, — вспоминает Джесси Эд. — Один из ребят уже торчал, как шпала. Он сказал: „Ладно, я сейчас позвоню Чайнамэну“. Джеймс By вылетел к нам ближайшим рейсом. Мы послали за ним лимузин. Никогда в жизни я не видел такого количества наркотиков и наличных!.. На следующий день нам надо было выступать в Супердоуме вместе с»Логгинз", «Мессиной» и «Флитвуд Мак». Примерно в десять утра ко мне постучали. Это был Джеймс By. Выглядел он хреново. «Послушай, — выдавил он осипшим голосом, — ты не мог бы продать мне немного порошка?» Вот придурок! Он продал нам все, что у него
Джон Леннон и Джеймс By были созданы друг для друга. У By было «ширево», у Джона — «капуста». По оценке Джесси Эда, очень скоро Джон начал спускать на это дело по 600-700 долларов в день. By оставался поставщиком Джона в течение нескольких лет. В ноябре 1978 года он жил буквально в двух кварталах от Дакоты, совершая ежедневные поездки в Чайнатаун, чтобы пополнить свои запасы для двух лучших клиентов — парня, который переправлял наркотики за границу и жил вместе с By, и Джона Леннона.
В январе 1976-го Джон возобновил связь с Мэй Пэн, но теперь они встречались гораздо реже, чем прежде — не более одного раза каждые два-три месяца. Иоко ужесточила контроль, а Ричард Росс был явно не в восторге от роли посредника. Однако скорее всего главной причиной был героин. И хотя Мэй так и не сумела понять, что случилось с ее возлюбленным, в течение нескольких последующих лет она с удивлением наблюдала за переменами, происходившими с человеком, которого так хорошо знала.
«Тот Джон, с которым я встречалась в последние годы, был напрочь лишен честолюбия, — рассказывала она. — Он мог сосредоточиться только очень ненадолго. Иногда он просто сидел и смотрел на меня подернутыми пеленой глазами. Он растерял свои чувство юмора, мудрость, волю, казалось, что у него совсем не осталось сил».
Когда Джон не занимался с Мэй любовью, он с удовольствием вспоминал о чудесном времени, когда они были вместе. Он редко что-либо рассказывал о жизни с Йоко и Шоном, но всегда говорил Мэй, как по ней скучает. То, что бедная девушка уже в течение многих месяцев не могла найти себе работу в шоу-бизнесе именно из-за связи с Джоном, ничуть его не смущало. Он гнал из головы мысли, которые могли нарушить его душевное спокойствие. Тем не менее скоро произошли события, которые даже он не мог проигнорировать. В течение первых шести месяцев 1976 года на его многочисленных родственников и друзей обрушились удары судьбы. Первый шок случился, когда Джон узнал о том, что в ночь на 4 января в Лос-Анджелесе был застрелен полицейскими Мэл Эванс. Охваченный внезапным безумием, он схватил карабин и выгнал свою подружку Фрэнсис Хьюз из дома, в котором они жили вместе с четырехлетней дочерью. Перепуганная Фрэнсис вызвала полицию. Вместо того чтобы сдаться, Мэл навел на полицейских карабин, и тогда они открыли огонь. Вскрытие показало, что он не был пьян и не перебрал наркотиков; вероятно, на то, чтобы спровоцировать офицеров полиции, его подтолкнул приступ самоубийственного отчаяния.
В конце марта Джон узнал, что его отец умирает в доме для престарелых в Брайтоне. Он позвонил старику и поговорил с ним полчаса. Фредди было трудно говорить из-за сильнейших болей (он страдал от рака желудка), но ему было приятно в последний раз услышать голос сына. А двумя неделями раньше скончался отец Пола. Затем — уже в мае — Джон узнал, что умерла его любимая тетя Матер. Все эти печальные события подействовали угнетающе на человека, для которого смерть всегда была навязчивой идеей.
Он и так потерял почти всех, кто был ему дорог в этой жизни: мать, отца, дядю Джорджа, отчима Джона Дайкинса, ближайшего друга Стью Сатклиффа, менеджера и любовника Брайена Эпстайна. Из «Книги Мертвых» Джон знал, что душа человека должна быть готова к смерти; если ее отрывают от тела внезапно, вместо того чтобы спокойно отправиться к лучшей карме, она будет обречена на вечные и бесцельные скитания. Гибель Мэла Эванса всколыхнула прежние страхи Джона, связанные с его уверенностью в том, что и его ожидает внезапная и жестокая смерть от руки убийцы. Именно поэтому, услышав рассказ о том, что прах Мэла исчез по дороге в Англию, Леннон истерически расхохотался. Ему почудилось, что «душа Мэла обрела пристанище в бюро находок». Где-то окажется его собственная душа? Чтобы успокоиться, Джон решил устроить сорокадневный пост, перейдя исключительно на фруктовые соки.
В течение всего 1976 года Джону пришлось сталкиваться с серьезными юридическими проблемами. Устные заявления, показания под присягой и выступления в суде давили на него тяжелым ярмом. Бесконечно тянулся процесс Морриса Леви, стоивший ему уйму денег, но это не шло ни в какое сравнение с той битвой, которая разразилась между «Битлз» и Алленом Кляйном.
Когда «великолепная четверка» уволила Кляйна, «Битлз» оставались ему должны 5 миллионов долларов гонорара и комиссионных и еще 1 миллион, который Кляйн одолжил Джону, Джорджу и Ринго из собственного кармана. Поняв, что «Битлз» и не думают ему ничего отдавать, Аллен бросился в массированное юридическое наступление, направленное как против группы в целом, так и против каждого должника в отдельности, включая все принадлежавшие им компании в Великобритании и Соединенных Штатах. В течение четырех лет, с 1973 по 1977 год, в общей сложности сорок юристов работали над этими делами по обе стороны Атлантического океана, расходы на которые только для «Битлз» составили порядка восьмимиллионов долларов! Правда, эти деньги так или иначе были бы истребованы у них британским правительством в качестве налогов.