Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ
Шрифт:
— Что есть, то есть, парень, — ответил Пил кратко, как только мог.
— Стало быть, собирай вещи, — произнес Черный Джон.
— Они на мне, сэр.
— И не забудь захватить мои сапоги, — добавил Черный Джон.
Славные были сапоги, которые я отдал Черному Джону в вечер отплытия на «Линде-Марии». Я стащил их у Пила. Насколько я знаю, Пил, мой благодетель до того дня, даже не огорчился по поводу пропажи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НА БОРТУ «ЛИНДЫ-МАРИИ»
Весь следующий день — мой первый день на корабле — Черный Джон не отходил от меня и между командами и рывками за бороду рассказывал о «Линде-Марии». Он разобрал ее для меня на кусочки — брус за брусом, от якорной цепи до топ-тимберсов, хотя она значила куда больше, нежели все ее части по совокупности. Я оглядел ее обводы и сразу понял, что передо мной — дама, несмотря на пушки, замки и гвозди. Да, Черный Джон ею порядком гордился, но описывал он ее топорно, как плотник выстругивает портрет жены. Проще было бы сказать, что у его половины две руки, две ноги и голова, да прибавить про туловище для порядка. Я уже видел ее изгибы и прелести, пока Черный Джон только сколачивал костяк.
Несправедливо было давать ей такое убогое описание. Равным образом я мог бы сослаться на Библию Эдварда как на стопку пергамента под обложкой или сказать, что на каждой странице там проставлены числа и каждый стих пронумерован. Я бы согрешил, если б стал так рассказывать о книге сокровищ, которая была мне благословением и проклятием. Заметь, я даже не назвал всех ее тайных посланий, поскольку не хочу опускаться до медвежьей услуги. Я еще не писал ни о шифровальных кругах, ни о том, как один из них появился у меня на глазах между закатом и рассветом. Было бы неправильно и даже подло писать об этом прямо сейчас. Нет, такие открытия надо смаковать понемногу. Пока что я вспоминаю первый день на «Линде-Марии». Черный Джон ее не заслуживал. Есть ли на свете другая красотка из дерева и латуни, столь же верная своему капитану?
Чертов Маллет! Надо же было ему притащить твое зелье как раз тогда, когда я выводил портрет дамы! Свеча почти прогорела, и олух появился, ступая медленно, но верно, как гробокопатель.
Ты, должно быть, уже прочел те страницы, которые я просовывал под дверь перед его приходом, и наверняка ждешь продолжения. Что ж, тем лучше.
— Откуда ты родом, Маллет? Неужели в ваших краях все такие же репоголовые? — спросил я твоего юнгу.
— Нет, насколько я знаю, хотя на полях у них растут овощи всех мастей, Репоголовые, говорите? Хотел бы я на таких посмотреть. А вместо рук и ног у них — ботва?
— Это просто фигура речи, Маллет. Точнее, ругательство. Ты что, не понял, что я тебя обозвал? Разве тебе не хочется ворваться сюда и всадить в меня нож? Или твой капитан разрешает тебе носить только палки?
— Я принес вам поесть.
— Сколько раз тебе говорить: я не стану есть его варево. Угощайся, Маллет.
— Почему бы нет. Это с капитанского стола, — ответил Маллет в перерывах между чавканьем. Он и говорил-то с набитым ртом. Как я понял, происходил он из колониальных земель, далеких от английских берегов. Впрочем, можно было и не уточнять: не важно, к какому графству или герцогству он принадлежал и каким титулом именовался. Дурней везде хватает.
Следующие слова он произнес вполне четко.
— Капитан прочел то, что вы мне передали. — Он перестал жевать.
— Ну и, парень?
— Он назвал вас лжецом. Лжецом и… транжирой, — выговорил он не без труда.
— Таки знал. Это чтобы ты не придал значения моим россказням. Чтобы ты не поверил тому, что я напишу о сокровище. Ты ведь читал мои записи, верно? Прежде чем передать капитану?
— Читал.
— Начинаешь хитрить, Маллет.
— Вовсе нет.
— Надо будет поработать над твоим характером.
— Нет уж. С меня и этого хватит.
— Вот-вот. А надо, чтобы не хватало. Мне вот всегда хотелось большего. Да и можно ли знать о богатствах этого мира и не попытаться прибрать их к рукам?
— Вы о сокровище? — спросил он рыгнул.
— Именно. Вскоре, мой Маллет, я напишу тебе о первом шифровальном круге. Работе непревзойденного мастера. Можно читать его, начиная с любого места и думать, что просто повторяешь алфавит. Буквы расположены по ободу колеса.
— Как у телеги?
— Вот олух. Нет, это колесо чья-то лукавая рука начертила на пергаменте, а буквы были расставлены по ободку. Их можно увидеть только при лунном свете, и даже тогда ничего не понять, поскольку круг — лишь единственный ключ…
— К шести деревянным ящикам?
— Маллет, никогда не перебивай того, кто вот-вот откроет тебе тайну. Теперь тебе придется подождать. Я писал о своем корабле, «Линде-Марии», и намерен продолжить — для твоей же пользы.
— А по-моему, чтобы избежать петли, — ответил мальчишка и ударился об дверь, когда корабль качнуло. Не знаю чем — головой или задом. Думаю, они примерно равновесны и равноценны.
— Я еще не уплатил по счетам.
— Надеетесь избежать виселицы, — повторил Маллет. Почти угадал.
Она славная, моя «Лиида-Мария», слушается руля что в бриз, что в ураган. Построили ее в Англии, а все английские корабли просты, как кружка чая, и «Линда-Мария» такая же, если не считать носа. На носу у нее — фигуры святых с печальными глазами. Никакой англичанин так не сработал бы. Их вырезал один пленный испанец, которому за труды выдали целую пинту рома, а потом вздернули на рее. Нет, простота «Линды-Марии» в другом. Она скромных размеров, и киль у нее невысок, но на удивление быстроходна, когда попутный ветер надувает ее паруса. Тут уж она перестает скромничать. Черный Джон в первый же день рассказал мне, что тот испанец долго и страшно проклинал своих палачей перед смертью, и его проклятия до сих пор подгоняют «Линду-Марию» вместо ветра.