Джонни-Мнемоник

Гибсон Уильям

– Мы очень беспокоились о тебе, Джонни. Очень беспокоились. Видишь ли, то, что хранится в тебе, - собственность Якудз. Дурак стащил у них это, Джонни. Мертвый дурак.

Льюис усмехнулся.

Во всем этом был смысл, очень неприятный смысл, словно мешки с мокрым песком, падающие на голову. Убийство - не стиль Ральфи. Даже Льюис был не в стиле Ральфи. Но он дал себе влипнуть где-то между Сыновьями Неоновой Хризантемы и тем, что им принадлежало (или, скорее, чем-то таким, что принадлежало кому-то еще). Ральфи, конечно же, мог использовать ключевую фразу, чтобы ввести меня в режим идиота-всезнайки, и я выплесну их драгоценную программу, не запомнив при этом ни одного ключа. Для скупщика краденного, как Ральфи,

этого было бы вполне достаточно. Но не для Якудз. Якудзы знают о Спрутах и не хотят беспокоиться из-за того, что один из них может вытащить едва заметные следы их программы из моей башки. Я мало знаю о Спрутах, но до меня доходили слухи, и я сделал одним из принципов никогда не повторять их моим клиентам. Нет, это точно не понравилось бы Якудзам: слишком похоже на вещественное доказательство. Они бы не добились всего того, чем владеют сейчас, оставляя за собой вещественные доказательства повсюду. И в живых.

Льюис ухмылялся. Я полагаю, сейчас он думал о точке, расположенной неглубоко под моим лбом, и о том, как добраться туда, не особенно церемонясь.

– Эй, - произнес низкий женский голос откуда-то у меня из-за плеча, ковбои, вы определенно проводите время не очень-то весело.

– Убирайся, сука, - сказал Льюис, его загорелое лицо было неподвижно. Ральфи выглядел непроницаемо.

– Развейтесь. Хотите купить немного дешевого сырья?
– Она отодвинула кресло и села прежде, чем ее успели остановить. Она была в пределах моего неподвижного поля зрения - худая девица в зеркальных очках, темные волосы зачесаны в непослушную гриву. Она была одета в черную кожаную куртку, распахнутую так, что видна футболка, расчерченная черными и красными полосами.
– Восемь тыщ за грам веса.

Льюис раздраженно фыркнул и попытался ударом выбить ее из кресла. Каким-то образом он промахнулся, ее ладонь метнулась вверх и, казалось, на мгновение коснулась его запястья. Яркая кровь брызнула на стол. Он схватился за руку и зажал запястье так, что побелели костяшки пальцев. Между пальцами сочилась кровь.

Но, кажется, в руке у нее ничего не было?

Льюису понадобится операция по сшивке сухожилия. Он с предосторожностями поднялся, забыв о кресле. Оно перевернулось. Парень шагнул из моего поля зрения, не произнося ни слова.

– Ему не мешало бы обратиться к врачу, - сказала она.
– Ужасный порез.

– Ты даже не подозреваешь, - сказал Ральфи неожиданно усталым голосом, - в какое дерьмо ты только что вляпалась.

– Что, серьезно? Детектив. Меня так возбуждают разные детективные истории. Например, почему твой друг здесь ведет себя так тихо. Будто замороженный. Или для чего нужна вот эта штуковина, - она держала миниатюрный пульт, который непонятно как вытащила у Льюиса. Ральфи выглядел больным.

– Может быть, ты хочешь получить четверть миллиона, отдать это мне и сходить прогуляться?
– Жирная ладонь поднялась, нервно провела по побледневшему худому лицу.

– Чего я хочу, - сказала она, щелкнув пальцами, и пульт стал крутиться, поблескивая, - это работу. Контракт. Твой парень повредил себе запястье. Но четверть сойдет для аванса.

Ральфи резко выпустил воздух из легких и начал хохотать, демонстрируя зубы, которые не поддерживались на уровне стандартов Кристиана Уайта. Тут она отключила прерыватель.

– Два миллиона, - сказал я.

– Мой человек, - сказала она и засмеялась.
– Что в сумке?

– Дробовик.

– Грубо.
– Это мог быть и комплимент.

Ральфи промолчал.

– Зовут Миллионс. Молли Миллионс. Хочешь убраться отсюда, босс? Люди начинают оборачиваться.
– Она поднялась. Она носила кожаные джинсы цвета высохшей крови.

И в первый раз я увидел, что зеркальные очки были хирургической накладкой, их серебристый металл плавно поднимался с ее высоких скул, словно запечатывая глаза в глазницах. Я увидел в них двойное отражение своего лица.

– Мое имя Джонни, сказал я.
– Мы возьмем мистера Фэйса с собой.

Он ждал нас на улице. Выглядел, как обычный Тех-турист, одет в синтетические шорты и дурацкую гавайку, покрытую рекламами самого популярного микропроцессора его фирмы; уютный типичный маленький человечек, такой скорее всего закончит свой путь, свалившись пьяным на стойку бара, где подают миниатюрные рисовые крекеры с гарниром из водорослей. Он выглядел в точности как человек, который будет петь гимн корпорации и плакать при этом, будет бесконечно трясти руку бармену. И сводники, и спекулянты оставят его в покое, заклеймив прирожденным консерватором. Неспособный на многое и осторожный с кредитом, когда он есть.

Впоследствии я догадался, что они ему ампутировали часть большого пальца левой руки, где-то за первым суставом, и заменили его пустотелым протезом, в котором были спрятаны катушка и раструб из псевдоалмазов Оно-Сендай. И аккуратно намотали на катушку три метра мономолекулярного волокна.

Молли отправилась что-то выяснять с Сестрами Магнетической Собаки, и дала мне шанс вывести Ральфи за дверь с помощью спортивной сумки, прижатой к его пояснице. По-моему, она их знала: я слышал, как темнокожая рассмеялась.

Я рефлексивно взглянул вверх - может быть, потому, что никак не могу к этому всему привыкнуть: к парящим аркам света и росчеркам теней от геодезики над ними. Может быть, именно это и спасло мне жизнь.

Ральфи продолжал шагать, но не думаю, что он пытался убежать. Думаю, он сразу сдался. Возможно, он успел догадаться, с чем мы столкнулись.

Я опустил взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как он разваливается.

Если прокрутить пленку назад, можно увидеть, как Ральфи делает шаг и в это мгновение маленький Тех, улыбаясь, выскальзывает ниоткуда. Имитация поклона, и большой палец его левой руки отваливается. Настоящий трюк иллюзиониста. Палец повисает в воздухе. Зеркала? Проволочки? Ральфи останавливается, спиной к нам, темные полумесяцы пота проступают в подмышках его светлого летнего костюма. Он знает. Он должен был знать. И тут этот смешной кончик пальца, тяжелый как свинец, описывает дугу, как в цирковом фокусе, и невидимая нить, соединяющая его с ладонью убийцы, проходит сбоку через череп Ральфи, немного выше бровей, как хлыст огибает все тело и опускается, рассекая грушевидное туловище по диагонали от плеча через грудную клетку. Разрез настолько тонкий, что кровь не брызнула до тех пор, пока не дали осечку синапсы и первые судороги не подчинили тело гравитации.

Окутанный розовым облаком, Ральфи развалился на части. Три куска плоти покатились по булыжной мостовой. Абсолютная тишина.

Я поднял спортивную сумку. Отдача чуть не оторвала мне запястье.

Как будто шел дождь; потоки воды лились каскадом с лопнувшей геодезики и падали на плиты позади нас. Мы притаились в узком проеме между хирургической и антикварной лавочками. Она просто выставила край зеркального глаза из-за угла и сообщила, что перед Дромом стоит модуль Фольксваген с мигалкой. Они счищали с мостовой Ральфи. Задавали разные вопросы.

Я был весь покрыт опаленным белым пухом. Теннисные носки. Спортивная сумка превратилась в изодранный пластиковый наручник вокруг запястья.

– Не пойму, черт возьми, как я мог промахнуться.

– Потому что он быстрый, очень быстрый.
– Она сидела на корточках, обняв руками колени, и раскачивалась на каблуках взад-вперед.
– Его нервная система перевозбуждена. Заказная сборка.
– Она ухмыльнулась и слегка взвизгнула, демонстрируя восторг, - Я собираюсь заполучить этого парня. Немедленно. Он - номер один, самый дорогой, самый лучший, произведение искусства.