Джордж Элиот. Ее жизнь и литературная деятельность

Давыдова Лидия Карловна

Она действительно и не подозревала тогда, какие «необычайные события» ждали ее в самом близком будущем. Из всех своих новых знакомых она ближе всех сошлась с Гербертом Спенсером, тогда еще начинающим писателем, обнародовавшим только свою «Социальную статику». Дружба с ним, по словам самой Джордж Элиот, была самым светлым явлением в ее лондонской жизни. «Без него мое существование здесь было бы довольно-таки безотрадно», – пишет она мисс Геннель. Спенсер же познакомил ее с Льюисом, которому суждено было играть такую важную роль в ее жизни.

Льюис был в то время одним из самых популярных английских журналистов. Это был человек очень разносторонне образованный и обладавший большим писательским дарованием, но для настоящего ученого у него не хватало глубины и основательности. Как верно выразился про него один из английских критиков, это был «журналист в философии

и философ в журналистике». Он не внес ничего нового в науку, но многие из его сочинений до сих пор пользуются большой известностью и переведены на иностранные языки, в том числе и на русский («История философии в биографиях ее главнейших деятелей», «Физиология обыденной жизни», «Жизнь Гёте», «Опост Конт и позитивная философия»). Как личность Льюис, по отзыву всех знавших его, был необыкновенно симпатичен: это был живой, увлекающийся, остроумный человек, всюду вносивший с собой оживление. Своей наружностью и манерами, всклокоченными волосами и бородой, громким голосом и постоянной жестикуляцией он поражал чопорное английское общество и казался в нем каким-то иностранцем. Он вел очень подвижный образ жизни, много путешествовал, изучал самые разнообразные отрасли знания, писал журнальные статьи, пробовал свои силы в беллетристике (написал два романа: «Рантрон» и «Розовая, белая и лиловая») и даже когда-то изображал арлекина в труппе странствующих актеров. Теккерей говорил про него, что он нисколько бы не удивился, если бы в один прекрасный день увидел Льюиса разъезжающим по улицам Лондона на белом слоне.

Льюис был женат и имел троих сыновей, но разошелся с женой через несколько лет после свадьбы. В то время, как он через Спенсера познакомился с мисс Эванс, он жил в Лондоне на положении холостого человека и издавал еженедельную газету «Leader» («Руководитель»). Первое впечатление, произведенное им на мисс Эванс, было скорее неблагоприятное. Она пишет про него мисс Геннель, что «с виду это нечто вроде Мирабо в миниатюре», и с легкой иронией относится к его шумным манерам и постоянной веселости. Но это первое впечатление, по-видимому, скоро изгладилось: они часто виделись по делам редакции, и между этими, столь различными во всем людьми постепенно установились близкие, дружеские отношения, незаметно для обоих перешедшие в совсем другого рода чувство. Письма мисс Эванс к друзьям принимают совершенно иной характер: в них появляется новая, жизнерадостная струйка, все чаще и чаще встречается имя Льюис. «Мы очень хорошо провели вечер в прошлую пятницу, – пишет она мисс Геннель. – Льюис, как всегда, был занимателен и остроумен. Он, как-то помимо моей воли, овладел моей благосклонностью». Через некоторое время она опять пишет: «Вчера была во французском театре, а сегодня отправляюсь в оперу слушать „Вильгельма Телля“. Все очень добры ко мне, особенно мистер Льюис, который совершенно покорил мое сердце, несмотря на то что вначале он не внушал мне особенной симпатии. Он принадлежит к числу немногих, которые на самом деле лучше, чем кажутся. Это человек с сердцем и совестью, только напускающий на себя какое-то легкомыслие и бесшабашность».

Льюис делается ее постоянным гостем и сопровождает ее в театры, концерты и другие публичные места. По письмам видно, что близость их все увеличивается. Она пишет мисс Геннель: «Все это время не писала Вам потому, что была очень занята: я переехала на другую квартиру, и с этим переездом была масса возни. Кроме того, я обещала сделать одну работу для некоторой личности, которая, пожалуй, еще более ленива, чем я, так что у меня нет ни одной свободной минуты». Эта ленивая личность был не кто иной, как Льюис, для которого она читала корректуры его газеты.

Когда Льюис заболел, мисс Эванс была чрезвычайно встревожена этим, сделалась его сестрой милосердия и взялась выполнить за него всю обязательную литературную работу. В письмах ее иногда проскальзывают намеки на готовящийся перелом в ее жизни, на ее намерение уехать на время за границу, хотя ничего определенного она не пишет. «Мой 34-й год я начинаю счастливее, чем какой-либо из предшествующих», – пишет она мисс Геннель, но не объясняет, в чем, собственно говоря, заключается это счастье. Потому все ее родные и друзья были необыкновенно поражены, когда она вдруг, никого не предупреждая и ни с кем не советуясь, уехала с Льюисом за границу.

Сойтись с женатым человеком и открыто жить с ним как его жена – это был такой смелый шаг, которого никто не мог ожидать от тихой, молчаливой, немного даже сухой девушки, всецело погруженной в философию, в свои литературные работы и, по-видимому, никогда не думавшей

о любви. Как справедливо замечает Ковалевская в своих воспоминаниях о Джордж Элиот, чтобы понять все значение этого поступка, нужно вспомнить о страшной чопорности и гнете приличий, господствующих в английском обществе. Родные мисс Эванс были так скандализированы ее «безнравственностью», что прервали с ней всякие сношения; огромное большинство знакомых тоже отступились от нее; даже Брэи, с которыми ее связывала такая искренняя и многолетняя дружба, были чрезвычайно недовольны совершившейся в ее жизни переменой, и между ними произошла маленькая размолвка, длившаяся, впрочем, не более года. Но несмотря на общее негодование, обрушившееся на нее со всех сторон, мисс Эванс была по-настоящему глубоко счастлива. В ее жизни счастье долго заставило себя ждать и пришло совершенно неожиданно, когда она уже перестала надеяться на возможность его. А потребность в этом счастье всегда была очень сильна в ней: она страшно тяготилась своим одиночеством, тем, что нет ни одного человека, «которому бы она была нужна и чья жизнь была бы хуже без нее».

Приведем письмо ее к миссис Брэй, написанное через год после отъезда за границу. Из этого письма видно, как она сама смотрела на свой союз с Льюисом: «Самым глубоким и серьезным фактом в моей жизни я считаю мои отношения к мистеру Льюису. Я вполне понимаю, что Вы во многом можете заблуждаться на мой счет, тем более, что Вы совсем не знаете мистера Льюиса и, кроме того, мы с Вами так давно не виделись, что Вы легко можете предположить какие-нибудь перемены в моих взглядах и характере, которых в действительности нет… Скажу Вам только одно: ни в теории, ни на практике я не признаю мимолетных, легко разрываемых связей. Женщины, удовлетворяющиеся такого рода связями, не поступают так, как я поступила. Если такой незараженный предрассудками человек, как Вы, называет мои отношения к мистеру Льюису „безнравственными“, то я могу объяснить себе это, только припоминая, из каких сложных и разнообразных элементов слагаются суждения людей. И я всегда стараюсь помнить это и снисходительно отношусь к тем, которые так сурово осуждают нас. Впрочем, от огромного большинства мы и не могли ждать ничего, кроме самого строгого приговора. Но мы так счастливы друг с другом, что все это перенести нетрудно».

Мисс Эванс действительно никогда не пришлось раскаиваться в своем смелом решении. Их двадцатичетырехлетняя совместная жизнь была образцом семейного счастья. Замечательно, что время нисколько не изменило их отношений, и через много лет после их сближения они оба радовались при мысли провести вечер вдвоем, как какие-нибудь влюбленные. В письмах и дневниках Джордж Элиот постоянно встречаются упоминания о Льюисе и о ее любви к нему.

Так, в 1865 году, через 10 лет после их сближения, она пишет в своем дневнике: «Джордж опять страшно занят. Как я люблю его постоянную бодрость духа, его ум, его теплую заботливость о всех, кто в нем нуждается! Эта любовь – лучшая часть моей жизни». Прочность их отношений обусловливается в значительной степени тем, что, кроме любви, жизнь их была заполнена самыми разнообразными умственными интересами, которые были для них обоих выше всего на свете. Джордж Элиот принимала самое живое участие в научной деятельности своего мужа, так же, как он – в ее литературных работах. Льюис страстно любил мисс Эванс. Какую роль она играла в его жизни, видно из отрывка его дневника.

Говоря о своей дружбе со Спенсером, он прибавляет: «Я ему чрезвычайно обязан. Знакомство с ним было для меня светлым лучом в один очень тяжелый, бесплодный период моей жизни. Я отказался от всяких честолюбивых замыслов, жил изо дня в день и довольствовался ежедневными неприятностями. Общение с ним снова возбудило мою энергию и воскресило любовь к науке, которая уже умирала во мне. Спенсеру же я обязан другим, гораздо более важным и глубоким переворотом в моей судьбе: через него я познакомился с Мэри Анн; знать ее – это значило ее любить, и с тех пор для меня началась новая жизнь. Ей я обязан всеми своими успехами и всем своим счастьем. Бог да благословит ее».

Для сыновей Льюиса Джордж Элиот была настоящей матерью. По ее переписке с ними видно, что она входила во все мелочи их детской жизни и относилась к ним с чисто материнской заботливостью. Мальчики называли ее «матерью» и очень ее любили. Из всего этого очень ясно, как неправы были те, которые так пламенно негодовали на мисс Эванс за то, что она разрушила чужую семью, тогда как она, напротив, устроила настоящую семейную жизнь для Льюиса и его детей.

Глава III