Джуга. Книга I
Шрифт:
– Не надо, не плачь. Ребенку это вредно. Ты же говорила, что на ребенка влияет не только настроение матери, но и настроение окружающих людей. У меня одна просьба к тебе, Соня, – спокойно и деловито обратилась к ней Елена.
– Слушаю тебя, моя девочка. – Соня со слезами на глазах посмотрела на Леночку.
– Не говорите дяде Евгению об этом. Это опасно для вас обоих. После родов я буду думать о том, куда мне податься. А сейчас будет лучше, если об этом никто не узнает.
Это были слова умного, опытного, уверенного в своих силах человека. В голосе
Соня кивнула, затем спохватилась:
– Елена, я тебя и твоего ребенка никуда не отпущу. Вы будете жить у нас. Ты будешь учиться, потом пойдешь работать. Лучшего города, лучшего народа ты нигде не найдешь. Я тебя никому не отдам, никому, слышишь? И потом, откуда ты знаешь, как поступит Яков или его отец, когда они все узнают? Не думаю, что они откажутся от ребенка. Не хорони никого заранее.
Елена слушала ее молча. Она хоть и пыталась ухватить нить надежды и следовать ей, но внутренне уже была готова ко всему.
Она подошла к Соне и тихо сказала:
– Мы благодарны тебе, тетя Соня, и никогда этого не забудем.
И она крепко обняла плачущую Соню.
* * * * *
16 мая в роддоме на улице Камо Елена родила сына.
Роды принимала Соня. Родился черноволосый мальчик весом в три с половиной килограмма и ростом пятьдесят сантиметров. Появившись на свет, он долго не хотел плакать, упрямился. Но заплакать его заставили, и плакал он больше от обиды, чем от радости, что явился на свет Божий.
Родился человек, в жилах которого текла кровь двух заклятых врагов, изменивших ход истории всего человечества и перевернувших судьбы миллионов людей. Многих отправили на тот свет, и еще многих ждала подобная участь.
В палату, где лежала Елена, вошла главная акушерка. Елена покормила ребенка и положила его рядом с собой.
– Леночка, как он кушал?
– На «отлично», он у меня молодец.
– Очень хорошо. Лена, мы должны заполнить метрику этого молодца. Что ты решила, как назовешь? Мы должны записать и фамилию отца.
Елена молчала. Она задумалась. Сердце ей говорило одно, а разум диктовал совсем другое. В ее голове мысли боролись друг с другом. Сейчас решалось, какой судьбой она наделит своего ребенка, какую удачу принесет данное матерью имя, в какую сторону отклонится чаша весов его судьбы, уготовит ему жизнь тихое существование или вечную борьбу на передовой.
– Леночка, если ты еще не придумала, я зайду попозже.
– Нет, уже придумала.
Елена взглянула на ребенка. Он спал глубоким сном, сытый и довольный. – Борис.
– Борис?! Хорошее имя. Мне записать?
– Да, запишите, тетя Надя.
– А фамилия?
– Фамилия? – призадумалась Елена. – Фамилия будет Бронштейн.
– Как? – спросила акушерка.
– Бронштейн! Брон–ште-йн, – по слогам произнесла Елена. – Борис Яковлевич Бронштейн.
– Борис Яковлевич Бронштейн, – записала акушерка аккуратным почерком и только затем удивленно взглянула на Елену и тихо вышла, не задавая никаких вопросов.
Елена задумалась: «Что я натворила? Даже возможности не оставила моему сыну для безмятежной жизни. Мало тебе того, что сама вынесла? Что это было, протест или готовность отстоять свое? Назло кому? Назло Якову или его отцу? – Лена вновь взглянула на ребенка, и ей показалось, что Борис улыбался, словно был доволен присвоенным ему именем и фамилией. Затем она успокоила себя:
– Не у всех же одинаковая судьба. Каждый рождается со своей судьбой». Она закрыла глаза и попыталась уснуть.
Из дремы она вышла сразу, как только послышался звук открывшейся двери. В палату вбежала взволнованная Соня.
– Что ты натворила, Елена?
Елена улыбнулась.
– А что я натворила? – вернула она вопрос Соне.
– Почему ты губишь себя? И ребенка?
– У каждого человека своя судьба, – спокойно ответила Елена. – Если он силен и ему суждено остаться в живых, он выживет везде и всюду. Я просто дала ему то, что ему принадлежит. И еще отдам. Отдам все, что смогу.
Соня стояла с побледневшим лицом. Елена не знала, что через три месяца после рождения маленького Бориса расстреляют двоюродного брата ее матери, Бориса Бронштейна. Грешная земля не вынесла одновременного существования двух Борисов Бронштейнов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
23 ноября 1936 года улицы Москвы были сильно заснежены после обильного снегопада. Вечером стало холоднее. В дремучем Кунцевском лесу царил мороз и стояла ледяная тишина. Спокойствие природы нарушала одинокая машина, со скрежетом прокладывавшая себе дорогу посреди снежного покрова. Она двигалась к ближней даче. Наконец натруженный мотор взревел у ворот. Пассажир опустил окно и сказал начальнику охраны:
– Доложите!
Было одиннадцать часов ночи. На даче горел свет. Офицер, давая понять хозяину, что он идет к кабинету с докладом, нарочито шумно прошагал по коридору, постучался и открыл дверь.
– Разрешите доложить…
– Скажи ему, чтоб вошел, – не дал продолжить начальнику охраны хозяин дачи.
Через минуту у дверей повторилось то же самое.
– Разрешите?..
– Заходи, Александр, – сказал хозяин, не поднимая головы.
Александр Джуга, 28-летний полковник НКВД, был начальником секретного отдела и заместителем начальника личной секретной службы Сталина. Джуга всегда появлялся у хозяина, когда у того не было посетителей.
– Садись, Александр. Ну, что у тебя интересного?
Александр выдвинул стул и сел, положив на колени кожаную папку.
– Товарищ Сталин, я передал вам «дело»…
– Знаю, просмотрел, пока думаю об этом. Спешить не следует. Есть что-нибудь новое по делу Ягоды?
– Да, – ответил молодой полковник и подал ему папку.
Сталин раскрыл ее и принялся читать.
– Лавров что думает?
– Он согласен со мной.
– Хорошо, я подумаю, что делать. Что еще?
– Товарищ Сталин! Я должен доложить, – полковник сделал паузу, – дело касается Якова.