Джуга. Книга I
Шрифт:
Елена и вправду проявляла несгибаемую волю, тщательно скрывала свои мысли и переживания. Легенду, выдуманную для нее Евгением, она разыгрывала как по нотам, на весьма высокохудожественном уровне. Легко и непринужденно она пересказывала эту басню любопытным соседям, так что никто ни на минуту не усомнился в том, что беременную племянницу Евгения Сикорского вывезли с Украины от голода и эпидемий и что она будет оставаться здесь, пока ее молодой муж не отслужит в Красной Армии и не приедет к ней. А потом они уже решат, остаться им здесь или вернуться на Украину.
Елена решила не терять времени даром и после родов экстерном сдать выпускные экзамены в школе, чтобы получить аттестат зрелости. Она усердно занималась. Вдобавок с ней занимались трое учителей из русской школы – друзья Сикорских.
Жизнь шла своим чередом. Шел к концу восьмой месяц беременности. Стояли первые дни апреля, и было уже тепло. Елена, устроившись на общем балконе, грелась на солнышке, поглядывая на возню детей во дворе, когда к ней пришла тетя Марико.
Они стали говорить о Якове. Тетя рассказывала ей занимательные истории из его детства, Елена смеялась. Когда Елена собралась проводить тетю, Марико сказала:
– Не надо провожать. Спустишься по лестнице – потом подниматься будет трудно. Сиди себе на балконе и грейся на солнце.
Она поцеловала Леночку и ушла.
Соседки во дворе поздоровались с Марико. Когда она вышла со двора, Лена услышала их разговор.
– Она же тетя Якова?
– Да, точно, она живет в Москве, очень хорошая женщина.
– Это какой Яков? – спросил кто-то на плохом русском языке. Голос был незнакомым. Казалось, что к соседям пришел в гости некто посторонний.
– Будто не знаешь, какой Яков? – ответила соседка.
– Яков, сын Сталина.
– Ах, сын Сталина? – удивился незнакомец.
– То есть Марико сестра Като?
– А я что тебе говорю? Да, сестра несчастной Като.
– Что-то она зачастила к Сикорским, – сказала другая соседка.
– Особенно после того, как здесь поселилась Леночка. Раньше Марико так часто не приходила.
Елена не верила своим ушам. В голове у нее помутилось, но тем не менее многое услышанное в разговоре странным образом совпало. Елена слышала, что первая жена Сталина умерла. Одни говорили, что она заболела тифом, другие утверждали, что она стала жертвой туберкулеза. Поскольку мама Елены тоже умерла от туберкулеза, ей это запомнилось. Кроме того, соседки часто поминали Якова, сына Сталина. Однако мало ли на свете Яковов? Подозрения Лены усилились, когда она вспомнила, что тетя Марико рассказывала ей, как она растила Якова после смерти его матери. Отец Якова, по словам тети, был революционером.
У Елены начало звенеть в ушах, заболела голова. Она не знала, что делать. Позвать соседей и расспросить подробно? Если они и сплетничали, то в их разговоре не все выглядело вымыслом. Но Лена никак не могла принять услышанного и смириться с этим.
«Неужели Сталину и здесь принадлежит главная роль в моих несчастьях? Сталин выгнал из страны деда, он враг нашей семьи. И Яков… Нет, это же невозможно! Досужие бабьи сплетни…» – думала Елена, не понимая, во что можно верить, а во что – нет… – Неужели именно поэтому меня срочно укрыли в Тбилиси и не пускают ко мне Якова?»
Мысли свинцовыми шариками бились в голове. Внезапно она поняла все.
– Так дедом моего ребенка будет Сталин?! – И Лена, вскрикнув от пронзившей ее мысли, зарыдала от отчаянья, закрыв руками лицо.
Переполошившиеся соседки окликнули ее, но Лена ничего не слышала. – Нет, ничего не случилось, – сказала одна из кумушек, – просто плачет. По родным соскучилась, тоскует. Молодая еще… Оставьте ее в покое, поплачет и успокоится.
Через некоторое время Леночка действительно пришла в себя, встала и с трудом вернулась в комнату. Там она тяжело опустилась на кровать и снова заплакала. Она оплакивала всех – мать, отца, дедушку, бабушку, Якова, утраченную любовь, несчастное детство, иронию и превратности собственной судьбы, которая так посмеялась над ней. Она долго обливалась бы слезами, если бы в животе не начались толчки. Тот, кто уже жил в ней, возмущался, что мама оставила всякую надежду и предалась самоистязанию. Ему не нравилось, что нарушали его покой и не считались с его завтрашним днем. Елена, спохватившись, успокоилась, погладила живот и проникновенно сказала еще не родившемуся ребенку:
– Успокойся, жизнь моя, успокойся. Извини меня, извини! Я… я… я тебя никогда не брошу, никогда не предам. Кем ты ни родись, я жизнь отдам ради тебя. Ты будешь счастливым. Та радость, которая прошла мимо меня, придет к тебе, мой маленький.
Скоро они оба успокоились.
Соня влетела в квартиру словно безумная – соседки уже успели ей сказать, что Леночка плакала. Она издалека окликнула Елену и, увидев ее покрасневшие глаза, обняла ее.
– Что случилось, моя милая, почему плакала? Ведь знаешь, что тебе это вредно. Для тебя сильные переживания вредны. И для малыша плохо. Все утрясется. Все наладится. Ты вот-вот должна родить ребенка, – торопливо говорила Соня.
Леночка перестала плакать и в свою очередь принялась успокаивать Соню. Затем с привычным ей спокойствием, голосом многоопытного человека объявила Соне:
– Я все знаю!
Соня не сразу поняла, что она имела в виду.
– Я все знаю! – повторила Леночка.
– Что ты знаешь?
– Я знаю, чей сын Яков.
Соня от неожиданности поднесла ладонь к губам.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю! Неважно откуда. Я и то знаю, что он не допустит, чтобы Яков был со мной.
– Что ты говоришь? Яков безумно тебя любит.
– Это уже не имеет значения. Яков уже не будет моим, но я останусь верной ему и еще вот ему, – и она указала на свой живот.
– Почему ты думаешь, что Якова тебе не отдадут?
– Потому что я – внучка Троцкого.
– Боже мой! – воскликнула Соня и опять прикрыла рот рукой. Что ты говоришь?!
– Это сущая правда, Соня. Я внучка Льва Давидовича, – гордо сказала Елена.
– Дед находился в ссылке, когда умерла моя мать. Затем арестовали моего отца, потом бабушку, а меня поместили в детдом.
– И ты все это так хорошо помнишь?
– Я прекрасно помню все до мелочей, любые подробности. Потом одна воспитательница и ее муж похитили меня из детдома. Сперва я жила в Николаеве, затем меня перевезли в Москву, в семью Приходько.
Оторопевшая Соня была в ужасе. Она не могла проронить ни слова.
– Яков знал об этом?
– Нет. И я тоже ничего не знала о нем.
– Бедная девочка, моя маленькая мученица.
Теперь заплакала Соня, и настал черед Елены ее успокаивать.