Джума
Шрифт:
Что же у меня осталось? Из того, что есть уже сегодня, это, безусловно, слишком мало для мечты, но в самый раз для надежды. У меня остались месть и чума. Первое - для души, второе - для существования. Хватить пересидеть? Хватит! За это надо выпить!..
А теперь в качестве "рабочего бреда" возьмем за основу такую мысль: "Чем я хуже тех, кто устроил мне вчера в Москве "полный разгуляй"? Ни-чем! Тогда почему не я двигаю фигурки по доске, а двигают мной? Потому что позволяю. А если...
– ему стало страшно при мысли, что произойдет, если он решит играть свою
– Поддержат ли меня оттуда? А куда им деваться? За это надо выпить! За занавес меня решили, в резерв списали, твари?!! Ну я вам устрою... дружескую пирушку во время чумы!.."
1991 год. Канада, провинция Квебек
... Он впервые вышел в парк самостоятельно. Слегка кружилась голова, подрагивали от напряжения ноги. Он опирался на массивную трость, ставя ее на землю осторожно и боясь ненароком ударить бегущего рядом, путающегося в ногах, непрестанно оглашающего тишину криком и нетерпеливо заглядывающего в глаза, здоровущего, пушистого и откормленного кота.
Кроме него, его сопровождал подтянутый, элегантно одетый, мужчина. Они неторопливо шли по аллее парка, наслаждаясь легким ветерком, по-сентябрьски, теплым солнцем, радостным птичьим гомоном.
– Чарльз, - срывающимся голосом произнес Серж Рубецкой, - я бесконечно благодарен тебе... и вообще... всем вам за участие и заботу. Если бы не вы...
– Бросьте, Серж, - нетерпеливо прервал его Стоун и чтобы отвлечь собеседника, проговорил: - Серж, я должен сообщить тебе одну приятную новость, но даже не представляю, как ты ее воспримишь...
Они уселись на стоящую поблизости скамью.
– Чарльз, - невольно засмеялся Рубецкой, - ты говоришь это таким торжественным тоном, будто меня выбрали генерал-губернатором Канады.
– Тебя ждет гораздо большая радость, поверь, - продолжал загадочно улыбаться Стоун.
– В последние дни ты часто повторял, какое это счастье осознавать разумом, что находишься среди близких, родных и дорогих тебе людей. Что есть возможность узнавать заново дом, где ты родился и вырос...
– Это действительно счастье, Чарльз: вернуться домой и узнать, что все это время тебя здесь ждали, за тебя волновались и переживали. Никакие деньги или иное другое богатство, никакая власть не могут сравниться с человеком, обладающим сокровищем по имени - родной дом.
– А дом немыслим без семьи, - заметил Чарльз.
– Если ты сейчас скажешь, что решил меня усыновить, я этого не выдержу, - продолжал иронично забавляться Рубецкой.
– Серж, но тебе действительно пора подумать о семье, - осторожно заметил Стоун, следя за реакцией собеседника.
Но тот в ответ лишь весело и от души расхохотался:
– Чарльз, ты зря после отставки занялся научной деятельностью. Тебе надо было организовать брачное агентство. Из тебя бы получилась изумительная - очень деликатная , но и убедительная сваха. Так уж и быть, говори, кого ты присмотрел мне в жены, - и он, лукаво прищурившись, взглянул на Стоуна.
Тот невольно смутился и, в свою очередь, посмотрел на часы.
– Уж полдень близится,
– Есть!
– вскричал Чарльз взволнованно, поднимаясь и указывая рукой в направлении подъездной, широкой аллеи у парадного входа в имение Рубецких. Серж, побледнев, вопросительно посмотрел на Стоуна:
– Чарльз, ты, что, в самом деле, решил меня представить сегодня даме?! В компании с этим чертовым костылем?! Ну, спасибо...
– Погоди, - усадил его Стоун.
– Я сейчас...
– И он быстрым шагом направился к дому. Серж, не желая оставаться, слегка прихрамывая, поплелся следом, по дороге беззлобно кляня Стоуна сквозь зубы.
К счастью для Сержа и к досаде Стоуна, предполагаемая "невеста" задерживалась и обещала быть не раньше четырех часов пополудни.
– Ну, слава Богу, - свободно вздохнул Серж, узнав эту новость.
– Да, кстати, Чарльз, а почему ты спросил у водителя, "когда она прилетает"? Она, что, на метле? Было бы очень мило и забавно.
– Серж...
– вдруг став серьезным, повернулся к нему Стоун.
– Ой, Чарльз, не надо делать такое страшное лицо, - не унимался Рубецкой, перебив его.
– Иначе я решу, что она уже трижды молодая вдова, которая очень любит собирать и готовить грибы, но есть их заставляет исключительно своих мужей.
– Она не вдова, Серж.
– О! Значит, у нее пять детей, огромная бородавка на носу и муж-алкоголик, но она до сих пор ждет принца на белом коне. Увы, Чарльз, в моем положении, я не только на коня, на кровать с трудом взбираюсь.
– Ты дашь мне хоть слово вставить!
– не выдержал Стоун.
– Серж, ты помнишь... Ларису? Медсестру из России, которая ухаживала за тобой?
Рубецкой мгновенно стал серьезным и подозрительно уставился на Чарльза:
– Если ты мне сейчас скажешь, что сегодня прилетает Лариса, я... я...
– Он побледнел: - Это, действительно, она? Ну, что ты молчишь, Чарльз?!!
– Да, - кивнул тот, расплываясь в довольной и счастливой улыбке.
– Но она, Серж, прилетает не одна...
– С мужем?
– со страхом спросил Рубецкой.
– Нет. Однако, Лариса очень просила, чтобы мы не говорили тебе. Она сама хотела бы представить этого человека.
– Извини, Чарльз, но я должен это переварить. Один.
– Я понимаю тебя, - согласился тот.
– Пойду схожу к деду, - отчего-то грустно произнес Серж и, кликнув крутившегося неподалеку кота, зашагал по аллее в глубину парка, где огороженные литой, ажурной оградкой, находились могилы деда, Маруси и Рогдая.
Он открыл калитку, вошел и с волнением осмотрелся. С благодарностью в душе отметил, что за время его отсутствия за могилами ухаживали. Серж сделал несколько шагов и, прислонив трость к столику, оперся двумя руками о крепкие стволы березы и клена. Постояв несколько мгновений, Рубецкой опустился на траву и, запрокинув голову в яркое, голубое, в крапинку мелких облаков, небо, закрыл глаза и... беззвучно заплакал.