Джунгли
Шрифт:
— А как устанавливается цена каждого предмета?
— Цепа определяется трудом, затраченным на его изготовление и перевозку, и выводится при помощи простых арифметических действий. Миллион работников на государственных пшеничных нолях проработали по сто дней каждый, и общий продукт их труда равен миллиарду бушелей. Таким образом, стоимость бушеля пшеницы соответствует десятой части дня сельскохозяйственного труда. Если воспользоваться абстрактной мерой стоимости и оценить день сельскохозяйственной работы, скажем, в пять долларов, то стоимость бушеля пшеницы составит пятьдесят центов.
— Вы говорите — «день сельскохозяйственной работы», — заметил Мэйнард. — Значит, не всякий труд будет оплачиваться одинаково?
— Конечно, нет, так как есть легкий и тяжелый труд; у нас были бы миллионы деревенских почтальонов, и вовсе не было бы углекопов. Может быть, оплата рабочего дня будет для всех одинаковой, но в этом случае придется менять его продолжительность. Один из этих факторов будет постоянно варьироваться в зависимости от того, какое количество рабочих требуется для данной отрасли. То же имеет место и теперь, но это перемещение рабочих происходит вслепую, на основании слухов и объявлений, и потому весьма несовершенно, тогда как благодаря единой правительственной
— А как же с теми профессиями, где затрата времени не поддается учету? Какова будет стоимость труда, затраченного на создание книги?
— Естественно, она будет слагаться из стоимости труда, затраченного на изготовление бумаги, печатанье и брошюрование, что составит около одной пятой теперешней стоимости.
— А вознаграждение автору?
— Я уже говорил, что государство не может контролировать производство духовных ценностей. Государство может сказать, что автор на эту книгу потратил год, а автор будет утверждать, что она отняла у него тридцать лет. Гёте говорил, что каждая его острота стоит кошелька с золотом. Я вкратце рассказал вам о национальной, или, вернее, интернациональной, системе удовлетворения только материальных потребностей. Поскольку человек имеет и духовные потребности, он будет дольше работать и больше зарабатывать, чтобы удовлетворять их по своему вкусу и желанию. Я живу на той же земле, что и большинство, ношу такую же обувь и сплю на такой же кровати. Но думаю я по-другому и не хочу оплачивать мыслителей, предпочитаемых большинством. Я хочу, чтобы каждый мог сам решать для себя подобные вопросы, так же как и теперь. Те, кто желает слушать данного проповедника, собираются вместе, вносят, кто сколько сочтет нужным, на содержание церкви и проповедника и потом слушают его. Я не принимаю в этом участия, потому что не желаю его слушать, и проповедник мне ничего не стоит. Точно так же существуют журналы о египетских монетах, о католических святых, о летательных аппаратах, о новостях спорта, а я их не читаю. С другой стороны, если будет уничтожено экономическое рабство, и я, не платя дани капиталисту-эксплуататору, смогу зарабатывать немного денег сверх моих непосредственных потребностей, я буду издавать журнал для популяризации и толкования идей евангелия Фридриха Ницше, пророка эволюции, а также Горация Флетчера, создателя благородной науки о гигиеническом питании; а иногда журнал будет выступать против длинных юбок или поднимать вопросы о научном подборе супружеских пар или о разводе по взаимному согласию.
Доктор Шлиман на миг остановился.
— Получилась настоящая лекция, — рассмеялся он. — А между тем я еще в самом начале!
— О чем же вы не сказали? — спросил Мэйнард.
— Я говорил только о некоторых потерях, порождаемых системой конкуренции, — ответил швед, — но я почти не коснулся экономических преимуществ кооперации. Если принять, что семья в среднем состоит из пяти членов, то в нашей стране сейчас пятнадцать миллионов семейств. Из них не меньше десяти миллионов ведут отдельные хозяйства, и вся тяжесть домашней работы падает обычно на жену или на наемную прислугу. Оставим в стороне современную механизированную уборку жилищ при помощи пылесосов и выгоды общественного питания. Рассмотрим только один из видов домашней работы — мытье посуды. По самому скромному подсчету мытье посуды для семьи из пяти человек отнимает полчаса в день. При десятичасовом рабочем дне для этого потребовалось бы, следовательно, полмиллиона человек. Полмиллиона работоспособных людей, большею частью женщин, занятых мытьем посуды! Заметьте к тому же, что это очень грязная и отупляющая работа. Она приводит к малокровию, нервности, уродует внешность и характер, влечет за собой проституцию, самоубийства и безумие, пьянство мужей и вырождение детей. И за все это приходится расплачиваться обществу. А теперь подумайте о том, что в каждой из моих маленьких свободных общин будет машина для мытья и сушки посуды, причем она будет не просто споласкивать, но стерилизовать ее. Отпадет необходимость грязной работы, и будет сэкономлено девять десятых времени! Все это вы можете найти в книгах миссис Джилмен. А возьмите «Поля, фабрики и заводы» Кропоткина и почитайте о новой агрономической науке, возникшей за последние десять лет, при помощи которой огородник, подготовив почву и используя интенсивные культуры, может получить десять или двенадцать урожаев за сезон и снять двести тонн овощей с одного акра! Поля Соединенных Штатов, обработанные этими методами, могли бы прокормить население всего земного шара. В настоящее время это невозможно вследствие невежества, бедности и разобщенности наших фермеров. Но представьте себе, что проблема снабжения страны продуктами питания будет передана ученым для рационального и планового разрешения! Бесплодные и каменистые участки отводятся под общественные леса, где будут играть наши дети, охотиться молодежь и, мечтая, бродить поэты! Для каждой культуры подбираются участки с наиболее благоприятным климатом и почвой. Потребности общины точно известны, и размеры обрабатываемой площади соответствуют им. Под руководством агрономов используются усовершенствованные машины. Я вырос на ферме и знаю тяжелое однообразие полевых работ. И я люблю представлять себе, как будут обрабатываться поля после революции. Я вижу огромную машину для посадки картофеля, которую тянет четверка лошадей или электромотор; она проводит борозду, нарезает клубни, укладывает их в почву и заделывает, засаживая десятки акров в день. Я вижу громадную картофелеуборочную машину, работающую, быть может, на электрической энергии; она движется по необозримому полю, выкапывая картофель и сбрасывая в мешки. Я вижу и другие механизированные работы: яблоки и апельсины собираются машинами, коров доит электричество; как вы знаете, это кое-где уже делается. Я вижу поля будущего, куда миллионы счастливых людей съезжаются на лето. Их привозят особые поезда — туда, куда нужно, и столько, сколько нужно. Сопоставьте с этим нашу современную убийственную систему мелких раздробленных хозяйств, где отупевший, измученный, невежественный человек со своей желтой, высохшей и грустной женой трудится с четырех часов утра до девяти вечера, заставляет детей работать, едва они научатся ходить, и царапает землю первобытными орудиями. Он лишен знаний и надежды, он отрезан от всех благ пауки и технического прогресса, от всех радостей духа. Конкуренция обрекает его на жалкое прозябание, а он чванится споем свободой, потому что, слепец, не видит своих пеней!
Доктор
— А теперь, — продолжал он, — поставьте рядом с возможностью неограниченного производства пищевых продуктов новейшее открытие физиологов, что большинство болезней человеческого организма объясняется обжорством! Кроме того, доказано, что мясная пища не является необходимостью. Между тем производить мясные продукты труднее, чем растительные; их неприятно обрабатывать и готовить и труднее соблюдать при этом чистоту. Но об этом мало кто думает — ведь мясо пикантно на вкус!
— Что же здесь изменит социализм? — быстро спросила студентка, в первый раз нарушив свое молчание.
— Пока у нас существует экономическое рабство, — ответил Шлиман, — нетрудно найти людей даже для самой унизительной и отталкивающей работы. Но как только труд станет свободным, оплата таких работ начнет расти. Старые, грязные, смрадные фабрики будут снесены одна за другой, так как окажется выгоднее строить новые. На пароходах придется устраивать автоматическую подачу угля в топки, вредные производства перестанут быть вредными, или для их продуктов будут найдены заменители. По мере повышения культурного уровня граждан нашей промышленной республики стоимость продуктов боен тоже будет возрастать, так что в конце концов желающим есть мясо придется самим бить для этого скот, — как вы думаете, надолго ли сохранится привычка есть мясо при таких условиях? Рассмотрим еще одну сторону вопроса. Неизбежным спутником капитализма в демократических странах является коррупция правительственного аппарата; а в результате того, что управление находится в руках невежественных и продажных политиков, около половины населения пашей страны гибнет от болезней, которые можно было бы предупредить. Но наука не могла бы в этом помочь, даже соли бы имела свободу действий, потому что большинство людей — еще не люди, а просто машины для созидания чужого богатства. Они загнаны в грязные лачуги и брошены там гнить в нищете, и в этих условиях все доктора мира не могли бы вылечить их от бесчисленных болезней. Поэтому трущобы остаются центрами заразы, отравляют жизнь нам всем и делают невозможным счастье даже для самых закоренелых эгоистов. Вот почему я утверждаю, что когда обездоленные утвердят свое право на человеческое существование, рожденная этим возможность применить во всей стране накопленные медицинские знания принесет больше пользы, чем все научные открытия будущего.
Тут доктор Шлиман снова умолк. Юргис давно уже заметил, что на лице красивой молодой девушки, сидевшей у стола, было то же выражение, с каким он сам слушал оратора в тот вечер, когда впервые ему открылся социализм. Юргису хотелось заговорить с ней; он чувствовал, что она поймет его. Позже, когда гости собрались уходить, он услышал, как миссис Фишер шепнула ей:
— Как вы думаете, будет ли мистер Мэйнард по-прежнему выступать против социализма?
На это девушка ответила:
— Не знаю, но это значило бы, что он негодяй!
Всего через несколько часов после этого настал день выборов, завершивших долгую кампанию, и казалось, что вся страна замерла и притаила дыхание в ожидании результатов. Юргис и остальные служащие отеля Хиндса кое-как пообедали и помчались в огромный зал, снятый партией на этот вечер.
Зал был уже полон, и телеграфный аппарат на эстраде выстукивал сообщения. Когда были произведены окончательные подсчеты, оказалось, что социалисты собрали свыше четырехсот тысяч голосов, то есть на триста пятьдесят процентов больше, чем на предыдущих выборах четыре года назад. Это было очень хорошо. Но подсчеты проводились по сообщениям от местных отделов, и, естественно, первыми их прислали те отделы, которым было чем похвалиться. Поэтому вначале все в зале думали, что число голосов дойдет до шестисот, семисот или даже восьмисот тысяч. Такое невероятное увеличение действительно имело место в Чикаго и по всему штату Иллинойс. В 1900 году по городу было собрано 6700 голосов, а теперь 47 тысяч; по штату было 9600, а теперь 69 тысяч! Время шло, приходили все новые и новые люди, и собрание представляло собой интересное зрелище. Зачитывались сводки, и присутствующие кричали до хрипоты. Потом кто-нибудь произносил речь, и снова раздавались приветственные крики. Потом опять короткая тишина, и новые сводки! Поступали телеграммы от секретариатов партии в соседних штатах, в которых сообщалось об их успехах. Количество голосов в Индиане возросло с 2300 до 12 тысяч, в Висконсине — с 7000 до 28 тысяч, в Огайо — с 4800 до 36 тысяч! В Национальный комитет поступали телеграммы от охваченных энтузиазмом жителей маленьких городков, где за один год произошло неслыханнее и беспрецедентное увеличение: Бенедикт, Канзас — с 26 до 260; Гендерсон, Кентукки — с 19 до 111; Холенд, Мичиган — с 14 до 208; Клио, Оклахома — с 0 до 104; Мартине Ферри, Огайо — с 0 до 296 и так далее и так далее. Таких городков были буквально сотни. В каждой пачке телеграмм были сообщения по крайней мере из десятка. А люди, зачитывавшие эти известия, были старыми бойцами, помогавшими создавать эти голоса, и они комментировали телеграммы со знанием дела: Куинси, Иллинойс — с 189 до 831 — там мэр когда-то арестовал оратора-социалиста! Графство Крофорд, Канзас — с 285 до 1975 — там издается «Призыв к разуму»! Бетл Крик, Мичиган — с 4261 до 10 184 — вот ответ трудящихся на «Союз сограждан»!
Затем начали поступать официальные отчеты из различных избирательных участков самого города. При этом и фабричные районы и «фешенебельные» кварталы дали почти одинаковый прирост голосов. Но что особенно поразило лидеров партии — это огромное число голосов, полученных на бойнях. Мясной городок охватывал три избирательных участка. Весною 1903 года за социалистов было подано 500 голосов, а осенью того же года — 1600. Теперь же, всего год спустя, Мясной городок дал свыше 6300, тогда как демократы собрали всего 88 тысяч голосов! В некоторых участках социалисты собрали даже больше голосов, чем демократы, а в двух округах в законодательный орган штата были выбраны социалисты. Таким образом, Чикаго служил примером стране. Он открыл перед партией новые горизонты и указал рабочим путь, по которому следовало идти!
Так говорил с эстрады оратор, и две тысячи человек не сводили с него глаз, встречая возгласами одобрения каждую его фразу. Он раньше возглавлял муниципальное бюро вспомоществования при бойнях, но зрелище нищеты и всеобщая коррупция заставили его уйти оттуда. Он был молод, полон огня и воодушевлении. Его длинные руки поднимались над толпой, звали ее вперед, и он казался Юргису воплощением революции.
— Организуйтесь! Организуйтесь! Организуйтесь! — взывал он; его пугали эти необычайные результаты голосования, которых его партия не ожидала и еще не заслужила.