Джура
Шрифт:
Джура повторил и сказал:
— Я проберусь в стан басмачей и похищу Тагая! — И думать об этом не смей!
— Но почему? Почему ты не пошлешь с бумагами кого-нибудь другого? Я должен убить Тагая! Не могу сейчас уйти: он здесь. Понимаешь! Я никуда не уйду. Стреляй меня, руби меня — не пойду! Я ему отомщу… Тагаю одна судьба — моя пуля!
— И этот детский вздор говоришь ты, Джура? Ты молод, но хотел быть среди самых воинственных. Неужели ты до сих пор не понял, что твоя судьба — одна с судьбой всего трудящегося народа? Партия большевиков руководит народом. Каждый советский человек обязан честно выполнять её задания. Великие батыры большевиков меньше всего думают о себе,
Джура схватил руку Козубая и крепко её сжал. — Я вырос в дикой пустыне, где были горы и бездны, — сказал Джура. — Первые чужие люди, которых я увидел, были басмачи. Ты знаешь, я их ненавижу, и Тагая больше всех. Больше ты никогда не услышишь от меня необдуманных слов. Это были последние. Обещаю. Скажи мне: я стану комсомольцем?
— Ты будешь комсомольцем, Джура, только… В чем дело? — спросил Козубай у Тага, появившегося в дверях. — Товарищ начальник, вода ядовитая!
— Как — ядовитая? — в изумлении воскликнул Козубай. — Почему ты так думаешь? Кто сказал?
— Чжао напоил из хауза трех лошадей — они подохли! — быстро, задыхаясь от волнения, сказал Таг и замер, ожидая приказа. Козубай вскочил и поспешно вышел из кибитки. Джура устремился за ним.
Во дворе было шумно. Все встревожились и собрались возле мертвых лошадей. Что означает отсутствие воды в осажденной крепости, понимали все. Козубай осмотрел трупы лошадей, дал выпить воды из хауза облезлому коту. Кот подох. Сомнений не было: вода была отравлена. Это сделал враг. Враг был в крепости, среди них. Козубай приказал собрать и снести в свою кибитку всю неотравленную воду во фляжках. Джуре он сказал так: — Мы могли бы прорваться через осаждающих, но нельзя сдать крепость басмачам. Будем держаться. Теперь ты понимаешь, Джура, как тебе надо спешить?
Поздно ночью Джура простился с друзьями, сказав, что пойдет на разведку.
— Куда же ты один? — удивился Саид. — Возьми меня. Но как ни настаивал Саид, Джура отправился один, попросив Козубая позаботиться о Тэке, если тот прибежит. Ночь была темная. Из кишлака, с басмаческой стоянки, долетали крики и ржание лошадей. Огонь больших костров багровым заревом отражался на низко мчавшихся тучах.
Джура бесшумно полз между камнями в направлении северного прохода в горах.
Вдруг он почувствовал близость человека. Сторожевой басмач испуганно смотрел из-за большого камня в темноту. Ему мерещились многочисленные всадники, и он ежеминутно вскидывал винтовку к плечу и вытягивал шею, повертывая голову то вправо, то влево. Это движение головы разглядел Джура на фоне неба. Джура поднял камешек и швырнул в противоположную от себя сторону. Часовой вздрогнул и повернулся к нему спиной, прислушиваясь к шуму. Удар по голове свалил его на землю. Обыскав труп, Джура запрятал винтовку басмача под камни и пошел дальше. Теперь ему была нужна лошадь. Джура поднес ко рту кулак, и из его рта раздались звуки, настолько похожие на ржание коня, что лошадь басмача, привязанная неподалеку, немедленно ответила ржанием. Разыскав её, Джура вскочил в седло. Вдруг лошадь шарахнулась в сторону, едва не выбив Джуру из седла. Черная тень метнулась к Джуре, и он узнал Тэке.
ЕСЛИ РОДИНЕ УГРОЖАЕТ ОПАСНОСТЬ, ЗАБУДЬ
I
Уже с весны 1931 года в чаще зеленых ущелий Алайского хребта появились белые палатки. На глухих тропинках засели в секретах бойцы, а в некоторых кишлаках расквартировались военные части. Все они: отдельный отряд по борьбе с басмачами, занимавший Суфи-Курган, погранчасти, школа младших командиров, переведенная в укрепление Гульча на дороге Хорог — Ош, кавалеристы киргизского кавалерийского дивизиона, ведшие наблюдение за Алайской долиной, и добровольческие отряды — все они имели задание надежно прикрыть Киргизию и Узбекистан от прорыва басмаческих банд. Весной 1931 года в горы Памира прорвалось около двух тысяч басмачей под командованием Ибрагим-бека. Басмачи не принимали прямого боя, и Максимов, член тройки по борьбе с басмачами, понимал, что Ибрагим-беку надо было любой ценой сохранить свой боевой состав.
Максимова беспокоило, что басмачи смогут просочиться малыми группами через Алайскую долину, и он с бойцом отправился в далекий Горный кишлак. Он решил усилить там самооборону и в случае надобности увеличить численность войск.
За несколько дней до его отъезда туда же выехал его воспитанник Рахим, бывший когда-то помощником чайханщика Абдуллы. Поднявшись на перевал, Максимов с радостью увидел на юге белеющие снега и льды Заалайского хребта.
Когда-то, по неопытности, Максимов считал, что его окружает мертвое и скучное нагромождение камней. Позже, после длительного изучения края, настало время, когда все вокруг ожило и предстало в ином свете. Максимов полюбил Памир с его суровой красотой, которую открыл в нем неожиданно для себя. Он полюбил народ, с которым пришлось много и долго работать, полюбил и понял его песни и сказания. С каждой горой было связано много легенд, исторических событий и преданий.
Взять хотя бы Зеркало Правды, что лежит у дороги недалеко от Уч-Кургана. Геолог сказал бы, что это скала, состоящая из розового кварца, но местные люди долго верили: гладкая, как бы отшлифованная сторона каменной глыбы и есть «зеркало правды», показывающее пострадавшему лицо обидчика.
Духовники говорили, что после революции Зеркало Правды обагрилось пролитой кровью и потеряло свои чудодейственные свойства, лишь молитвы и приношения оставшихся верными живому богу вернут ему былое волшебное свойство.
Но мало кто теперь верил сказкам исмаилитов. Никто не несет подарков к таинственному камню. Это только скала из розового кварца…
Максимов думал о том, что Ибрагим-беку незачем было стремиться в глубь страны: он не найдет там поддержки у населения. Ибрагим-бек, конечно, рассчитывает на раскулаченных баев, их родственников и приспешников, на темных, неграмотных крестьян, ещё находящихся во власти религиозного фанатизма, будь то шииты, суниты или исмаилиты, на уголовников и контрреволюционеров. — Стой! Кто едет? — неожиданно раздался из-за камня вопрос по-русски.
Через несколько секунд молчания вопрос был повторен по-киргизски.
— Свои, Максимов!
Узнав Максимова, из-за камня вышел боец с винтовкой. Он предупредил, что их взвод, которым командует Федоров, расположен в соседней лощине. Максимов знал Федорова, опытного кадрового командира.
— На южной горе, — говорил боец, — сегодня видели двух вооруженных неизвестных людей. Кроме того, неподалеку заметили караван, который поднимался из Алайской долины сюда, в горы. Максимов опять двинулся вперед. Солнце зашло. Быстро темнело. — Товарищ начальник, впереди огонь, — тихо сказал боец. — Вижу. Костер караванщиков.