Джуроб
Шрифт:
Насонкин (глотает таблетку, запивает водой, обращаясь к портрету Джулии на экране). Прощай, Джул! Не скучай тут без меня! (Выключает компьютер)
Глик тринадцатый
Квартира. Анна перед накрытым по-праздничному столом. Скрежет ключа в замке. Бросается к двери, открывает. На пороге - Насонкин. Неприятно удивлён.
Анна (испуганно). Ты чего?
Насонкин (бурчит). Ничего. (Раздевается, треплет Баксика по загривку, идёт в ванную) Чёрт, воды же ещё нет! (Возвращается, распечатывает бутылку, наливает в две рюмки, выпивает свою, закусывает)
Анна (глухо). Ты хочешь, чтобы я... ушла?
Насонкин. Хочу.
Наливает уже в фужер, пьёт. Анна напряжённо думает, затем порывисто встаёт, одевается и уходит. Уже из проёма дверного обернулась - так глянула, что Насонкин ёжится. Входная дверь хлопает. Насонкин хватает кота, прижимает, гладит.
Насонкин (Баксу). Что ж, Рубикон перейдён, с прошлым покончено! Давай-ка, брат, ещё немножко за новую жизнь да и на этом завяжем...
Выпивает, машинально закусывает, даёт коту еды. Звонок в дверь. Появляется Телятников.
Телятников. Привет, болящий, мать твою! Ты чего это учудил, а? Решил, бляха-муха, ему морду бить за тогдашнее, а он - уже готовенький! Прости, друг, сегодня только из Липецка приехал - не знал, тонзиллит твою, что ты в больнице! Кто это тебя? За что? Что за мудошлёпы?
Насонкин. Да ладно - уже разобрались. Это ты меня прости, Аркадий Васильич! Видишь, как Бог меня за тебя наказал - три недели отвалялся?
Телятников. Брось, бляха-муха! Я и сам старый дурак! Чего привязался к этой твоей бабе (кивает на портрет)... Всё, всё! Не бабе - девчонке! Кто хоть она такая - я забыл?
Насонкин. Джулия Робертс... Ты, что, даже "Красотку" не смотрел?
Телятников. Да не смотрю я, в манду, эту забугорную муть! Артистка, говоришь? Мне тоже когда-то нравилась эта... Как же её?.. Нонна Мордюкова! Во баба! Знаешь?
Насонкин. О, да! Нонну Мордюкову я знаю: действительно, уж баба так баба!.. Стоп, Аркадий, а чего это мы насухую-то? Ну-ка! (Плескает в два фужера)
Телятников. Во, бляха-муха, это совсем другой коленкор! А ведь и у меня с собой е, как хохлы гутарят, - в больницу к тебе прихватил... (Достаёт из карманов куртки бутылку портвейна и яблоко)
Насонкин. Нет, нет, это ты спрячь. Нам сейчас водки хватит, да и мешать не стоит. Ну - поехали. За здоровье! (Выпивают, занюхивают хлебом) Как, Аркадий, пишется-сочиняется?
Телятников. Хреново! Стихи совсем перестали печатать, а если печатают, то платят - мандавохам на смех.
Насонкин. Что, и за откровения твоей Клавы Гэ мало кинули?
Телятников. Куда там! Как раз - кинули! Вон (кивает на портвейн) едва на "чернила" хватает, а сигареты уж стрелять приходится... Коромысло им в пах! А вот раньше!.. Раз, помню, приехал из Воронежа после выхода очередной книжки, пришёл к ребятам в редакцию молодёжки, уже поддатый, конечно, бляха-муха, и на спор весь пол в кабинете сплошь устелил четвертными купюрами - гуляй, братва, мать вашу!..
Насонкин вдруг совсем перестаёт слушать гостя, смотрит, не отрываясь, на портрет Джулии, встаёт, подходит, проводит подушечкой большого пальца по её губам.
Насонкин. Хай! Я соскучился...
Телятников. Та-а-ак! Понятно! (Наливает себе, заглатывает) Всё, я пошёл - учёный уже, бляха-муха!
Насонкин, не замечая исчезновения Телятникова, включает компьютер, смотрит на портрет Джулии Робертс.
Глик четырнадцатый
Квартира. Насонкин сидит перед компьютером с полузакрытыми глазами и фантазирует-бредит вслух, не замечая, что уже запустил программу, что Джулия уже в комнате, позади него в кресле, хочет окликнуть его, но при первых же его словах замирает, слушает. Одета она точь-в-точь, как Анна Скотт в начальной сцене "Ноттинг Хилла", когда впервые заходит в магазин Таккера: чёрный беретик, белый тонкий свитерок под чёрной кожаной курточкой, тёмные брюки, чёрные кроссовки.
Насонкин. Не будет одеяла. Я отброшу одеяло прочь. Я сначала всю-всю её рассмотрю, налюбуюсь... А затем начну это упоительно путешествие. Я буду целовать лицо: глаза, нос, губы, мочки ушей - тихо, нежно, не торопясь... Затем исследую губами всю шею, спущусь в тёплую впадину подмышки, полную упоительных запахов... После этого совершу восхождение пересохшими губами на холмик груди, дотошно обследую напрягающийся под поцелуями тёмно-розовый стыдливый сосок... Затем соскользну по влажной ложбине живота к нежной ямочке, которую столько раз видел на экране - всю исследую кончиком языка, зацелую, оближу, заставляя Джул сладко поёживаться от щекотки... Потом... Потом мне придётся свернуть чуть вправо, специально обогнуть-миновать соблазнительный курчавый мысочек (это - на потом, это - финал пьянящего путешествия!), проследовать по бесконечному матовому бедру к чуть приподнятой милой коленке и дальше - к узкой длинной ступне... Джул под моими ласками опьянеет, голова её начнёт медленно перекатываться по подушке то в одну, то в другую сторону, напряжённая рука, когда я вернусь к пропущенному мысочку, начнёт нервно гладить мой затылок, прижимая моё лицо, мои ненасытные губы к своему сладкому лону всё теснее, теснее, теснее... Дыхание её будет становится всё слышнее, надрывнее и вскоре начнёт прерываться всхлипами, хриплым шёпотом...
Под Джулией скрипит кресло. Насонкин испуганно встряхивается, оборачивается, вскакивает, густо багровеет.
Насонкин. Джул?!
Джулия. Прости, я тогда так внезапно исчезла - не попрощавшись...
Насонкин. Не попрощавшись?
Джулия. Ну да, в дверь же позвонили... Не хочу, чтоб меня видели. Почему тебя так долго не было?
Насонкин. Меня?! Хотя, да, конечно... Джул, а ты не помнишь про медальон?
Джулия. Какой медальон? Этот? Что я должна про него помнить?
Насонкин. В нём, наверное, портрет?
Джулия. Да. Но тебе не надо смотреть. Будь умницей, Колья!.. Понимаешь, всё зашло так далеко, что я не знаю - почему мы с ним до сих пор вместе... Ну, а ты - влюблён?
Насонкин. А вот на этот вопрос нет достойного ответа... Тьфу, это же Таккер говорит... А я? Ну, конечно! Ты же это видишь!! Ты это знаешь!!!
Джулия. Я о тебе думала...
Насонкин. Да?!
Джулия. Каждый раз, когда я пытаюсь завести нормальный роман с нормальным человеком - происходит катастрофа...
Насонкин. Анна, мне очень приятны твои слова?
Джулия. Почему "Анна"? Ты уже с женой меня путаешь?!
Насонкин. Никакой жены у меня уже нет, и ты это знаешь. А слова про "нормальный роман с нормальным человеком" говорит твоя Анна Скотт Уильяму Таккеру, и ты их сейчас просто повторила...
Джулия. Нет, не просто! Я их именно СЕЙЧАС сказала и именно ТЕБЕ... Между прочим, всё уже на свете сказано и повторяется...
Насонкин. Что ж, тогда продолжим по сценарию: что тебе приготовить чай? кофе? ванну?
Джулия (смеётся). Вау! Да ты все диалоги помнишь наизусть? Только Хью про кофе не упоминал и вопрос этот звучал раньше... А, впрочем, я не о том... Да, ванну было бы неплохо...