Джуроб

Наседкин Николай Николаевич

Джулия. Джул?.. Так меня никто не зовёт... Что ж, если вам нравится, пожалуйста.

Насонкин. Спасибо! А меня зовут - Николай; можно - Ник.

Джулия. Нет-нет, и мне тогда не надо "Ник"! Мне там, дома, надоели Ники! Я буду вас звать - Ни-ко-лай.

Насонкин. Но по-русски это слишком официально. Ты... вы ещё бы меня по имени-отчеству величать начали - Николаем Александровичем...

Джулия. Вау, как громоздко! Не хочу! А как вас мама зовёт, подруга?

Насонкин. Коля.

Джулия. Колья? Вот это хорошо! Колья-а-а! (Смеётся своим чyдным заливистым смехом)

Насонкин. Не "колья", а Ко-ля. С кольями у нас на Руси на врагов ходят - это дубины такие.

Джулия. Ну, враги и у меня есть... Вау! Что это? (Вскакивает с кресла, подходит к столу, склоняется, рассматривая свои портреты. Край длинного платья приподымается, открывая подколенные ложбинки - кожа на них чуть светлее, в сеточке тоненьких голубых жилок... Насонкин отводит взгляд. Джулия задевает левой рукой коврик с мышью, заставка-часы пропадает с монитора, открыв её портрет на экране.) Вау! Колья? (Насонкин без слов разводит широко руками, поднимаю плечи: мол, что тут объяснять) Спасибо! (Как бы про себя) Странно, почему я говорю как-то... странно и всё понимаю?..

Насонкин (торопливо). Дело в том, что это программа-переводчик PROMT. Я её подсоединил в LOVE 2000. Раньше это был TACTIL, а теперь - LOVE... Этот толмач ПРОМТ нас переводит синхронно, словно в дублированном фильме...

Джулия почти не слушает его, смотрит ему в глаза - как-то странно, непонятно, тревожно для него. Вдруг она, качнувшись ко нему вплотную, обнимает его за шею правой рукой, тихо и нежно приникает к его губам своими, словно Анна Скотт. А Насонкин, ошеломлённый, совсем, как Хью Грант (Уильям Таккер), даже не отвечает на поцелуй - стоит по-дурацки фертом, уперев руки в боки. Мягкие нежные губы Джулии расстаются с его ("чмок!" - раздаётся трогательно и мило), и она, как бы очнувшись, чуть отшатывается от Насонкина, снимает руку. Взгляд её ласков, туманен, призывен.

Джулия. Не знаю почему, но я должна была тебя поцеловать... Странно! И - мне пора уходить...

Насонкин. Нет!

Джулия. Да! Так надо! (В прихожей Насонкин падает неловко на одно колено и помогает ей надеть королевские белые туфли - руки его ходят ходуном. Джулия нежно ерошит волосы у него на затылке и затем, когда он выпрямляется, касается указательным пальцем сначала своих губ потом его) Пока!

Насонкин. Пока! (Джулия исчезает за дверью. Насонкин некоторое время стоит с полуоткрытым ртом, затем подходит к компьютеру и давит "Reset") Невероятно! Этого не может быть!!!

Глик десятый

Квартира. Насонкин (в костюме, белой рубашке, галстуке, штиблетах), потирая руки, осматривает натюрморт фуршета на письменном столе: запотевшая "Столичная", бутылка "Мукузани", две "Балтики"-тройки, кока-кола, салат из помидоров, колбаса, сыр, торт "Причуда", астры в керамической вазе, толстая розовая свеча в подсвечнике. Кое-как, для проформы надевает шлем, прикладывает пару контактов на грудь поверх рубашки, запускает программу. Появляется Джулия: в шикарном вечернем красном платье, бриллиантовом колье в каком летала в "Красотке" на премьеру оперы в Сан-Франциско.

Насонкин (отбрасывая провода и шлем). Здравствуй, Джул!

Джулия. Hi! (Хочет скинуть туфли)

Насонкин. Не надо, не надо!

Джулия (улыбается). Что, комплексы побеждены?

Насонкин. Побеждены... Между прочим, наш величайший поэт Александр Сергеевич Пушкин был ниже красавицы жены на целых десять сантиметров и, несмотря на это, - счастлив. Вот, посмотри...те - репродукция с известной картины "Пушкин с женой на балу". (Показывает как бы случайно оказавшуюся на книгах журнальную вырезку)

Джулия (рассматривает). Красивая!.. Пушкин... Пушкин... Я не слышала.

Насонкин. Да вы там, поди, совсем русскую литературу не знаете!

Джулия. Нет, зачем же? Я, например, ещё в шестнадцать лет "Идиота" Достоевского прочла и - в князя Мышкина влюбилась. Да, да!

Насонкин (возбуждаясь). Джулия, Джул! Да ты знаешь, Достоевский это!.. А, впрочем, ты знаешь! Давай лучше, Джул, выпьем, а? Нам надо выпить, Джул! Вино, Джул, это замечательно! Мне сразу легко и на "ты" будет! Впрочем, я уже на "ты", эксьюзми! Хотя и ты уже на "ты" - вери гут!..

Джулия (увидев вошедшего в комнату Бакса). Вау! Какой кэт? У меня дома есть его братан...братишка...братик... Да, братик: такой же пушистый и рыжий - в меня... Ха-ха-ха! А у тебя собаки, лошади есть? У меня уже целые своры и табуны - ужас!..

Насонкин. И у меня ужас. А как же! Собаки - табунами, лошади-жеребцы сворами... На ранчо, в Сибири.

Джулия (заминая неловкость, нагибается к коту). А как же у нас зовут этого красавца?

Насонкин. Вообще-то Баксом Марковичем, но для близких можно и Жидёнком.

Джулия. Жи-дён-ком?! Это от слова "жид", да? (Выпрямляется, так и не взяв кота) Колья, да ты, оказывается, антисемит? Вау!

Насонкин. Ну что ты! Постой! Никакой я, к чёрту, ни антисемит, что ты, Джул! "Антисемит" вообще неправильное слово! Видишь ли, Бакс попал к нам котёнком от отца, вернее, от его Сони... ну, с которой он от нас сбежал в Америку...

Джулия. Твой отец в Америке?

Насонкин. Да, в Нью-Йорке живёт. Может, твой сосед... Хотя нет, конечно! Ну, короче, фатер упросил нас взять котёнка - жалко, вот и взяли. Я и подумал - смешно будет: он же сибирского кота из себя корчит, а я его, когда чересчур заносится, - "Жидёнком". Ну для смеха - Соня-то еврейка...

Джулия. Не надо, Колья, мне не нравится. У меня много друзей - евреев.

Насонкин. Хорошо, хорошо! Какой разговор! Я его буду теперь "Гоем" звать... Тьфу, прости, эксьюзми! С чувством юмора - напряжёнка! Что ты будешь пить? Вот грузинское вино "Мукузани"... Грузинские вина, между прочим, лучше всех итальянских и французских вместе взятых. (Берёт бутылку, уже откупоренную и даже обёрнутую салфеткой, наполняет пузатый бокал до половины, подаёт Джулии, плескает и себе, смотрит с благоговением, как она подносит горяче-красное вино - любовный напиток!
– к губам)