Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2
Шрифт:
Он еще раз перечитал страницу из своего «Свойского викария»
– Да, вот оно: «Объединимся для того, чтобы заняться поисками счастья»… И это написал я! «Придадим нашей добродетели силу, какую другие люди придают порокам». Это написал тоже я Руссо впал в отчаяние.
– Значит, это из-за меня братья собираются вместе, – продолжал он. – Придет день, и полиция накроет один из их погребков. Будет арестован весь их выводок, а ведь эти люди поклялись сожрать друг друга живьем в случае предательства И вот среди них отыщется какой-нибудь наглец, который
Мысль, что Вольтер над ним посмеется, разозлила женевского философа – Я – заговорщик!.. – прошептал он. – Нет, я просто впал в детство. Нечего сказать, хорош заговорщик!
Вошла Тереза, но он ее даже не заметил. Она принесла обед Она обратила внимание, что он читал отрывок из «Прогулок одинокого мечтателя».
– Прекрасно! – воскликнула она, с грохотом опуская поднос с горячим молоком прямо на книгу. – Мой гордец любуется на себя в зеркало! Господин читает собственные книги! Он восхищается собой! Вот так господин Руссо!
– Ну, ну, Тереза не шуми, – попросил философ, – оставь меня в покое, мне не до шуток – Да, это великолепно! – насмешливо проговорила она. – Вы в восторге от самого себя! До чего же все-таки писатели тщеславны, как много у них недостатков! Зато нам, бедным женщинам очи их не прощают Стоит мне только взяться за зеркальце, господин начинает меня бранить и обзывает кокеткой.
Она продолжала в том же духе, отчего Руссо чувствовал себя несчастнейшим из смертных, словно позабыв о том, как щедро наделила его природа.
Он выпил молоко, ни разу не обмакнув в него хлеб.
У него был насморк.
– Вы что-то обдумываете, – продолжала она. – Не иначе, как собираетесь написать еще какую-нибудь отвратительную книжку…
Руссо содрогнулся.
– Вы мечтаете, – сказала Тереза, – о своих идеальных дамах и пишете такие книги, которые девицы не осмелятся читать, а то и просто такие ругательства, которые будут сожжены палачом на костре.
Мученик затрясся всем телом: Тереза попала в самую точку.
– Нет, – возразил он, – я не стану писать ничего такого, что вызвало бы кривотолки… Напротив, я хочу написать такую книгу, которую все честные люди прочли бы с восторгом…
– Ох, ох! – воскликнула Тереза, забирая чашку. – Это невозможно! У вас на уме одни непристойности… Третьего дня я слыхала, как вы читали отрывок не знаю чего, где вы говорили о боготворимых вами женщинах… Вы – сатир! Маг!
В устах Терезы слово «маг» было одним из самых страшных ругательств. Оно неизменно вызывало у Руссо дрожь.
– Ну, ну, дорогая! Вы будете довольны, вот увидите… Я собираюсь написать о том, что я нашел способ обновления мира, не заставляя страдать ни одного человека. Да, да, я обдумываю этот проект. Довольно революций! Боже милостивый! Дорогая Тереза! Не надо революций!
– Посмотрим, что у вас получится, – заметила хозяйка. – Слышите? Звонят…
Несколько минут спустя Тереза возвратилась в сопровождении красивого молодого человека и попросила его подождать в первой комнате.
Зайдя к Руссо, уже делавшему записи карандашом, она сказала:
– Спрячьте поскорее все эти гнусности. К вам пришли.
– Кто?
– Какой-то придворный.
– Он не представился?
– Еще чего! Разве я впустила бы его, не узнав имени?
– Ну так говорите!
– Господин де Куани.
– Господин де Куани! – вскричал Руссо. – Господин де Куани, придворный его высочества дофина?
– Должно быть, он самый. Очаровательный юноша, и такой любезный…
– Я сейчас приду, Тереза.
Руссо торопливо оглядел себя в зеркале, смахнул пыль с сюртука, вытер домашние туфли, то есть старые ботинки, до крайности изношенные, и вошел в столовую, где его ожидал посетитель.
Тот не садился. Он с любопытством рассматривал гербарии, собранные Руссо и развешанные в рамках черного дерева.
Услыхав, как отворяется стеклянная дверь, он обернулся и почтительно поклонился.
– Я имею честь говорить с господином Руссо? – спросил он.
– Да, сударь, – отвечал философ недовольным тоном, сквозь который, однако, можно было угадать его восхищение необыкновенной красотой и небрежной элегантностью собеседника.
Де Куани и в самом деле был одним из самых любезных и красивых кавалеров Франции. Ему, как никому другому, подходил костюм той эпохи, подчеркивавший изящество его ног, широких плеч, выпуклой груди, величавую осанку, изумительную посадку головы и белизну точеных рук.
Руссо остался доволен осмотром, – он был истинным художником и восхищался красотой всюду, где только мог ее встретить.
– Чем могу быть вам полезен? – осведомился Руссо.
– Вам, должно быть, доложили, что я – граф де Куани. Позволю себе прибавить, что я приехал к вам по поручению ее высочества.
Руссо поклонился, краска залила его лицо. Засунув руки в карманы, Тереза наблюдала из угла столовой за прекрасным посланником величайшей принцессы Франции.
– Ее высочество хочет меня видеть… Зачем? – спросил Руссо. – Садитесь же, граф, прошу вас!
Руссо сел Де Куани взял плетеный стул и последовал его примеру.
– Дело вот в чем: третьего дня его величество прибыл в Трианон и выразил удовольствие по поводу вашей музыки, а она действительно прелестна. Ее высочество, желая во всем угождать его величеству, подумала, что доставит королю удовольствие, поставив на театре, в Трианоне, одну из ваших комических опер… Руссо низко поклонился.
– Итак, я приехал с тем, чтобы просить вас от лица ее высочества…
– Граф! – перебил его Руссо. – Моего позволения для этого не требуется. Мои пьесы и арии, входящие в эту оперу, принадлежат поставившему ее театру. Следовательно, нужно обратиться к актерам, а уж у них ее высочество не встретит возражений, как и у меня. Актеры будут счастливы играть и петь перед его величеством и всем двором.