Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии
Шрифт:
В 1864 году, расставшись с идиллической жизнью на Капрере, Гарибальди предпринял свою знаменитую поездку в Англию, вызвавшую такие разнообразные толки и комментарии во всей Европе. Как только стало известно в Лондоне, что итальянский герой едет в Англию, в столице поднялось сильнейшее волнение. Начали собираться митинги, стали обсуждаться проекты тех торжеств, какими намеревались почтить дорогого гостя, составились комитеты для его приема. Толковали о триумфальных арках, торжественных процессиях, адресах и т.д. Среди высшей аристократии нашелся восторженный поклонник Гарибальди, молодой герцог Сотерленд, пославший генералу приглашение остановиться в его доме. Таким образом, Гарибальди, принявший это приглашение, должен был сделаться гостем английской аристократии в лице одного из блестящих его представителей. Герцог Сотерленд принадлежал к одной из древнейших фамилий, ведущей свой род от завоевания Англии
4 апреля на пароходе “Рипон” прибыл Гарибальди в Саутхэмптон. С раннего утра весь город находился в каком-то лихорадочном волнении. На пристани собралась большая толпа; репортеры всех английских газет съехались, чтобы описать встречу. На берегу стояло несметное множество народу; много виднелось красных гарибальдийских рубашек, особенно – на женщинах. Когда показался на палубе Гарибальди, громкий восторженный крик огласил воздух, зареяли платки, замахали шляпами, загремела музыка. Гарибальди приветливо кланялся и махал шляпою. Он был одет в мундир итальянского легиона и в широкий, откинутый назад, серый плащ. С ним были сыновья его, Менотти и Ричиоти, секретарь Негретти и доктор Базиле.
На другой день был назначен прием Гарибальди городскими властями. С девяти часов утра у дома мэра толпилась необозримая масса публики. При появлении Гарибальди поднялись восторженные крики; силою своею они заглушили звуки целого оркестра, шедшего впереди торжественного поезда, направлявшегося в ратушу. Зал ратуши был наполнен народом; только посредине был оставлен узкий проход. Медленно, среди восторженных восклицаний, прошел герой к предназначенному ему месту и, сняв шляпу, раскланялся. Когда утихли первые приветственные крики и рукоплескания, мэр города представил генерала собранию и сказал свою приветственную речь. Гарибальди отвечал по-английски. Он выражался с некоторым затруднением, но вполне понятно.
Из Саутхэмптона Гарибальди сделал поездку на остров Уайт, а через несколько дней отправился по железной дороге на экстренном поезде в Лондон. В Лондоне ему готовился торжественный прием. Огромный дебаркадер был наполнен народом, но все происходило в величайшем порядке. Когда Гарибальди вышел из вагона на особо приготовленную платформу, его встретили восторженные крики. Женские голоса были слышнее всего. Гарибальди приветливо оглянул собрание, и его прекрасные серые глаза засияли удовольствием и гордостью. Когда крики немного стихли, секретарь комитета, образованного для приема Гарибальди, Ричардсон, прочел взволнованным голосом приветственный адрес. По окончании чтения Гарибальди пожал Ричардсону руку и приблизился к краю платформы. Дрожащим от волнения голосом он отвечал по-английски: “Я крайне счастлив, что могу сегодня принести мою благодарность этой благородной нации за ее великодушное сочувствие делу моей страны и всего человечества. Давно ждал я этого дня и очень рад, что могу выразить вам всю мою благодарность”. После этого секретарем комитета рабочих был прочтен второй адрес, написанный в горячих, восторженных выражениях. Генерал был растроган до слез и отвечал: “Мне хочется сказать рабочим в особенности, что я им очень благодарен и никогда не забуду приветствия класса, к которому считаю себя принадлежащим. Я люблю называть моими братьями рабочих всех частей света”. Этот ответ, так же как и предыдущий, вызвал общее одобрение.
Гарибальди и окружавшие его двинулись к выходу; огромные двери дебаркадера открылись настежь, и итальянский герой в изумлении остановился перед невиданным, беспримерным зрелищем. Перед ним тянулась длинная улица, сплошь покрытая народом; стечение его было так многочисленно, что депутации рабочих цехов и клубов, насчитывающие более пяти тысяч человек, терялись среди этого моря голов. Улица, которая вела к дому герцога Сотерленда, тянулась через весь город, и везде, на всем этом протяжении, толпа имела те же размеры. Между тем порядок царил замечательный. Сами зрители первых рядов, взявшись за руки, образовали цепь, сквозь которую нельзя было пробраться ни одному человеку. Все крыши были усеяны народом; во всех окнах развевались флаги и платки. Медленно подвигался поезд, так медленно, что, отправившись с дебаркадера в 2 часа пополудни, прибыл в Стаффорд-Гоуз, где жил герцог Сотерленд, только в 7 часов вечера. Гарибальди был сильно утомлен.
На другой день начались бесконечные визиты. Вся знать перебывала у Гарибальди. На обедах и вечерах, где он появлялся, толпился цвет английского общества. Все министры наперебой приглашали к себе героя. Он побывал у лорда Палмерстона, графа Рассела, Гладстона, лорда Кларендона, герцога Аргайля и других. Тори не отставали от вигов; граф Дерби, граф Малмсбюри, лорд Шефтсбюри состязались в любезности к нему. Не было такого внимания, такой почести, которыми не осыпали бы эти гордые лорды, графы, герцоги и баронеты великого итальянского плебея. Но среди шумных выражений симпатий и одобрения, среди блеска торжественных приемов Гарибальди не забывал своих старых друзей и находил время повидаться с ними; он побывал у Мадзини, виделся с Саффи, принимал депутации от рабочих и клубов.
Между тем, жители Лондона готовили ему торжественное, официальное выражение сочувствия. Сити собирался поднести ему грамоту на звание почетного гражданина, а различные комитеты устраивали торжественный прием от имени всех лондонских граждан. Для приема был избран Хрустальный дворец, служивший обычным местом для народных торжеств. При появлении Гарибальди в день “народного приема” раздался крик: “Шляпы долой!”
Чрезвычайно торжественный характер носило также вручение грамоты на гражданство Сити. Последнее составляет величайшую честь, какой может дождаться иностранец от англичан. Везде, где ни появлялся Гарибальди, его встречали приветствия громадной толпы. На несколько недель жители Лондона забыли обо всем, кроме своего знаменитого гостя. Провинция не отставала от столицы. Провинциальные города, один за другим, присылали Гарибальди приглашение посетить их. На все эти приглашения добродушный герой, далеко не любивший оваций, отвечал согласием.
Вскоре, однако, из Лондона была получена телеграмма, извещавшая, что здоровье Гарибальди, сильно потрясенное волнениями, испытанными в Англии, требует немедленного возвращения на Капреру. Стали ходить самые разнообразные слухи о причине его внезапного отъезда. Говорилось, что уезжает он по вежливому приглашению английского правительства, которому не нравится совпадение приезда в Лондон Гарибальди с конференцией по датскому вопросу; говорилось, что это делается по настоянию Франции; наконец, ходили слухи, будто приближенные к генералу заметили, что утомление от непривычной ему жизни очень вредно действует на его здоровье, и стали опасаться, что поездка по всем городам, которые намеревался посетить Гарибальди, окончательно его расстроит. Слухи эти были основательны; друзья, между ними и Гладстон, советовали ему ограничиться поездкою в главнейшие из провинциальных городов, но Гарибальди объявил, что никого не желает обидеть выбором, и потому предпочитает совсем отказаться от поездки в провинцию и уехать домой.
Говорят, что впоследствии Гарибальди объяснил таинственную цель своей поездки в Англию и свой не менее таинственный отъезд из туманного Альбиона следующим образом. Он говорил, что ехал исключительно с намерением предложить английскому правительству свое содействие для помощи датчанам, которые в то время вели борьбу с двумя сильными врагами из-за Шлезвига и Гольштейна. По словам его, ему удалось сделать это предложение; но после того, как правительство объявило свое решительное и безусловное “veto”, он нашел, что ему в Англии делать более нечего. Перед отъездом его частным образом посетил принц Уэлльский, причем их свидание продолжалось более часа. Уезжая, Гарибальди написал прощальное письмо английскому народу, в котором благодарил его за радушный прием, выражал надежду, что вскоре вновь посетит его отечество, и несколькими неопределенными фразами, из которых нельзя было сделать никакого вывода, объяснял свой внезапный отъезд.
Глава VIII. Последние годы жизни
Сентябрьская конвенция. – Перенесение столицы во Флоренцию. – Союз с Пруссией. – Воина 1866 года. – Сближение флорентийского правительства с Ватиканом. – Отношение Гарибальди к новому направлению в политике короля. – Антиклерикальная пропаганда. – Конгресс мира в Женеве. – Вторжение волонтеров в Папскую область. – Арест Гарибальди. – Перемена в отношении правительства к гарибальдийцам. – Бегство Гарибальди на материк. – Восстание в Риме 1867 года. – Ментана. – Гарибальди в Вариньяно. – Франко-прусская война. – Приезд Гарибальди в Тур. – Его участие в войне. – Заседание национального собрания в Бордо. – Занятие Рима итальянскими войсками. – Торжественный въезд Гарибальди в столицу. – Болезнь. – Последние заботы о родине. – Смерть. – Апофеоз. – Гарибальдийская легенда