Дзын
Шрифт:
— На какой свободе? — переспросил Костя, почесывая серебряный бок Бушлата. — А что, теть, вокруг-то?
Василиса Липовна оглянулась. Позади располагался участок с милиционером Семашко внутри. За избой был сельский сад, который горел яблоками сорта "Белый налив", словно ожерелье жемчугом. По другую сторону дороги, за участковым забором имелся колодец, похожий на небольшой терем с дверью в крыше. А накрывало все это хозяйство голубое чушкинское небо.
— Село наше вокруг, — пожала плечами Василиса Липовна, — Чушки. Чему ж еще быть?
— Тюрьма вокруг, — вздохнул Костя. — Весь наш мир для свободного духа —
— Это отчего ж? — удивилась Василиса Липовна. Пятьдесят пять лет она прожила в родной деревне и не знала, что все это время находилась в тюрьме.
— А оттого. Вот, к примеру, захотела ты хлеба за пять пятьдесят. Приходишь в магазин, хлоп-хлоп по карманам, а денег-то нет. Нет пяти пятидесяти. Чего делать будешь?
Бушлат глухо икнул из-под ног. Вроде бы тоже интересовался, мол, чего же будешь делать, Василиса Липовна, коли денег нет? Хотя ему-то было все равно. Поскольку сыт он был до безобразия.
— Как чего? — удивилась тетка. — Домой сбегаю. Нешто далеко? Или тут же, у продавщицы, у Вальки, займу.
— А не даст Валька, что тогда?
— Как это не даст?
— А вот не даст. Обидится и не даст.
— Кто обидится? Валька-то?
— Ну.
— Права не имеет. Я ей тысячу раз занимала. Ножницы давала кусты резать. Секатор. А она не даст? Чой-то?
— Ну всякое же бывает. Мелочь кончится. Не будет же она тебе сто рублей на хлеб занимать?
— Сто не будет, а пятьдесят, пожалуй…
— Да не будет пятидесяти.
— Тогда у Златорукого возьму. Златорукий у меня прошлый год тачку все лето пользовал. Колесо восьмеркой сделал. До сих пор чинит.
— А и у него меньше ста не будет. У всех только больше.
— Да что-то я тебя, Кость, не пойму. К чему клонишь-то?
— А к тому, что наш мир — тюрьма. Не будет у нас пяти пятидесяти и помрем с голоду. Надо, чтоб все забесплатно было. А такое на Земле быть не может. Это возможно только на горе Меру.
— Где? — не поняла Василиса Липовна.
Костя поднял взгляд своих зеленоватых с просинью глаз над участком и, как говорится, устремил вдаль. Вдали стояла, сверкая снежной шапкой, невиданная гора Меру.
— В Киото учат, что в центре вселенной стоит гора Меру. И на ней живут те, кто достиг бессмертия. Уж там не надо ни воды, ни еды. Там все всегда счастливы. Они посылают на землю особые лучи добра.
Бушлат будто бы из-под земли утвердительно икнул. Будто бы он сам бывал на легендарной горе, и сам посылал вниз чудесные лучи.
Василиса Липовна тревожно вгляделась в синюю толщину неба. Но прошибить ее взглядом и добраться до заснеженной шапки Меру не смогла.
— Лучи, так лучи, — подумала про себя Василиса Липовна. Главное, племянник — дома.
Сапог Матвеевны
Серая кошка бежала по деревне Чушки. Стояла ночь, и в ночи не было видно, действительно ли эта кошка серая или окрашена в какой-нибудь иной цвет. Например, в белый или чепрачный? Но ее цвет все же был серым, потому что это была известная кошка. Кошка старика Айгая. Казалось, что это даже не кошка, а просто две желтых Луны несутся невысоко над улицей Широкой, иногда ныряя в какую-нибудь заборную дырку или заглядывая в чью-нибудь помойку. Только зачем Луне заглядывать в помойку? Верно, незачем. Этот спутник нашей планеты лишь отражался
Бушлату чудилась огромная гора Меру. Где все жили "за так", и где всем раздавали огромные кости с хрящами. Вот к Бушлату подошел человек с усами и бородой, и большой светящейся шапкой на голове. Под мышкой он нес бедренную коровью кость. Пес уже готов был с хрустом запустить в нее клыки, как вдруг его медитация стала неспокойной. С волнением он уловил тонкий кошачий запах.
— Что делать этим бестиям здесь, на мифической горе Меру? — подумал он. — Где же справедливость?
Горячее сердце Бушлата заработало в военном ритме. Кровь ударила в виски барабанной дробью.
Кошачий запах стал сильнее. Пес открыл левый глаз и увидел неподалеку сразу две Луны.
— Что за бред? — подумал он. Закрыл левый глаз и открыл правый. Этот глаз видел то же самое.
Между двух Лун дернулся розовый нос. Кошка старика Айгая уловила неприятный запах псины. Понимая, что этот запах ни к чему хорошему привести не может, она мягко оттолкнулась лапами и черной ночной птицей взлетела на забор. Бушлат взорвался, как небольшая мохнатая бомба, и его возмущенные вопли осколками разлетелись по всей деревне. Тут в каждом дворе словно бы стало взрываться по ручной гранате. Псы просыпались, начинали греметь цепями и брехать в темноту.
— Наших бьют! — кричали они.
Из под дома Матвеевны короткими очередями била дворняжка Рыжая. Она была похожа на автоматчика, который стрелял из окопа.
В доме Матвеены зажегся свет, и соседка вышла на крыльцо. В ночной рубашке она напоминала дзэнского монаха. В руке ее виднелся кожаный сапог с молнией.
— А ну уймись! — крикнула Матвеевна и запустила сапогом в то место, откуда из-под дома бил автоматчик. Блистая в лунном свете молнией, этот предмет одежды, как бумеранг, пролетел по кривой и вспахал землю прямо перед носом Рыжей. Тотчас все заглохло. Не только участок Матвеевны, все Чушки снова погрузились в сонную вязкую тишину. Будто бы запущенный сапог накрыл собой сразу всю деревню.
Только Костя не проявил к ночному шуму никакого внимания. Потому что его просто в этот момент не было в деревне Чушки. Еще час назад он вышел из тела и отправился в своем астральном облике к мастеру Дхар Ма.
Однако, беседуя с мастером о том, какими лучами лучше обрабатывать деревню, он услышал отдаленный собачий лай. И очень тому удивился. Потому что собак в Киото сроду не было.
Воплощения Кости Крыжовникова
Утром Крыжовников поел спелых теткиных блинов и отправился к участковому Семашко за паспортом.