Е.И.В. Красная Гвардия
Шрифт:
Кроме гвардейцев в наличии один министр и один канцлер. Вот кто действительно увлечён рыбной ловлей, так это Ростопчин. Фёдор Васильевич искренне переживал каждый сход более-менее крупной плотвички, а пойманного на голый крючок щурёнка приветствовал настолько радостно, что я заподозрил графа в игре на публику. Но нет, двух окуней и подъязка весом в полфунта он встретил столь же бурно, что и предыдущую рыбину. В первый раз в жизни выбрался на рыбалку? Надо порадовать верного соратника, и не только его одного — сварю царскую уху. Царскую не в смысле
Уху… и под водочку! Я в будущей жизни водку не слишком жаловал, нынче же вообще предпочитаю коньяк и цимлянское, но скажите на милость, разве уху можно потреблять иначе? Профанация! Да, иные гурманы к рыбным блюдам требуют подавать белые вина… но мы-то помним, что с такими стало после семнадцатого года! Поэтому исключительно хлебная, тройной очистки, и никаких там тминных, анисовых или смородиновых, вместе с ожидаемым эффектом приносящих изжогу и отрыжку.
— Ваше Императорское Величество, клюёт! — подсказывает военный министр Аракчеев. — Подсекайте!
Учить он меня будет… Тем более за время титулования рыбина ушла, обожрав червяка дочиста. Самому Алексею Андреевичу рыбалка надоела, и, бросив удочку на берег, граф развлекается подсказками, из-за чего возле него образовалось пустое место.
— Улов бы почистил, — попрекаю бездельника.
Тот неожиданно соглашается:
— Это можно, государь. Знаете, в последнее время начал задумываться о смысле жизни, и хотелось бы видеть его в гармонии с природой. Есть свои прелести в таких вот рыбалках и прочих крестьянских радостях.
Ага, Жан Жак Руссо выискался, или ещё не родившийся Лев Николаевич Толстой. Отрастить бородищу до пупа, надеть вышитую рубаху до колен, и в народ… И сдохнуть с непривычки на пахоте или сенокосе.
— Ты серьёзно, Алексей Андреевич?
— А что?
— Да так, подыскиваю достойную кандидатуру в министры сельского хозяйства.
— Я не могу, — сразу отнекивается Аракчеев. — Мне и в армейском хозяйстве козлов с баранами достаточно, и ту необъятную ниву ещё пахать и пахать!
Напугался, забрал ведро с рыбой, вытащил из-за голенища нож, и ушёл в тенёк, недовольно ворча. Неужели действительно будет чистить? Чудны дела твои, Господи!
Ну да, точно, закатал рукава гимнастёрки защитного цвета… Хотелось бы посмотреть, как бы он производил это действие в мундире старого образца! Ведь был чуть не первым противником введения новой формы. Был, пока однажды не сел за расчёты с пером и листом бумаги. Одно только единообразие сокращало расходы военного ведомства на обмундирование чуть ли не втрое, а отказ от излишнего украшательства увеличил экономию ещё на довольно круглую сумму. Так что теперь если бы не погоны с зелёными, ввиду полевого выхода, звёздами генерал-лейтенанта, Алексея Андреевича нипочём не отличить от нашего старшины из сорок третьего года.
Недовольство в офицерской среде продержалось дольше, но тут скорее обычное фрондирование, чем что-то серьёзное. Не думаю, будто их благородия скучают по присыпанным пудрой и мукой парикам с буклями и косами, натирающим причинные места лосинам в обтяжку, перчаткам с раструбами, похожими на водосточные трубы. Срамота, одним словом.
Ладно, не будем на отдыхе забивать голову мыслями о проблемах, тем более поплавок из гусиного пера стремительно ушёл под воду. Подсечка… Прямо целый кит! Уж никак не меньше ладони!
А какая свинья верхом по берегу скачет? Неужели обязательно нужно топать копытами, распугивая всю рыбу?
— Срочно! — гвардеец на взмыленной лошади издали машет пакетом. — Аллюр три креста!
И как его такого торопливого не подстрелили патрули? Если только опознали своего… Но Александру Христофоровичу будет обязательно поставлено на вид.
— Срочное донесение от графа Кулибина, Ваше Императорское Величество! — курьер спрыгивает с седла, нимало не смущаясь полусотни нацеленных на него винтовочных стволов, и протягивает запечатанный конверт. — Беда, государь!
Ну всё, пропал отдых. Так и знал, что заботы нагонят даже здесь, но не ждал их столь быстро. И какая, чёрт побери, может быть беда без моего на то разрешения? Кто допустил?
— Давай сюда! — сургуч печатей хрустит под пальцами. Пробегаю глазами по неровным строчкам. — Александр Христофорович!
— Да, государь? — дотоле неизвестно где пропадавший Бенкендорф является по первому зову.
— Объявляйте синюю тревогу и начинайте работать по второму варианту.
— Но… — генерал пытается возразить.
— В задницу твоих воров и шулеров! Работаем, я сказал. Коня мне!
Граф Кулибин нервно мерил шагами комнату, и сидевшему на лавке мастеровому приходилось то и дело поворачивать голову, стараясь удержать высокое начальство в поле зрения. Деревянная колодка на шее, соединённая цепью с кандалами на руках и ногах, не способствовала подвижности.
— Ты хоть понимаешь, что теперь тебе будет, аспид? — в голосе Ивана Петровича уже давно нет ни злости, ни жалости. Там только равнодушие смертельно уставшего человека, отчего собеседнику становится ещё страшнее. — Ты понимаешь?
Понимания нет, есть страх и недоумение.
— Дык это… — пытается развести руками. — Я же шибко пьян был.
Замолкает в полной уверенности, будто всё объяснил и дальнейшие разговоры излишни. Мол, с пьяного какой спрос?
— А ты знаешь, Федька, что пьянство лишь увеличивает тяжесть вины?
— Как это так? — похоже, что это открытие для мастерового стало почище открытия Америки Христофором Колумбом. — Как же так, Иван Петрович? Ведь кабаки-то царёвы… Нешто государь Павел Петрович народу худого желает?