Е.И.В. Красная Гвардия
Шрифт:
— Э-э-э… нет… хотя… да!
Кто красоткам молодым Предпочёл наук вершины. Чтобы хором здесь гремел Экипаж морской летучий, И до неба возлетел Я на их руках могучих.— Неплохо, Денис Васильевич, очень даже неплохо! Вы не думаете показать сии вирши Гавриилу Романовичу Державину?
Что думал лейтенант Давыдов, так и осталось неизвестным — грохот
— Что за чертовщина?
— Рыбу глушат, ироды. Или осетров из камышей в сеть загоняют.
— Так они же по счёту выдаются!
— Осетры?
— Зачем осетры? Кто их в здравом уме перечитывать будет? Я про гранаты новой системы. Паскуды! Восемь штук еле-еле выпросил!
Бабахнул ещё один взрыв и командир схватился за голову. Было из-за чего беспокоиться — гранаты нового образца делались настолько малым количеством, что о применении каждой требовалось отчитаться. Кто, когда, где, против кого, с каким результатом… А эти… эти… козлы…
— Да спишем как-нибудь, Денис Васильевич.
— Каким образом?
— Придумаем. Скажем, что украли.
Давыдов побледнел:
— Вот этого не нужно говорить, Александр Фёдорович. Обвинений в преступной халатности мне ещё не хватало…
Вернувшиеся с богатым уловом артиллеристы так и не успели похвастаться добычей — командир едва взглянул на тушу огромной белуги, из-за которой лодка едва не черпала бортами, и сразу приступил к искоренению пороков. По его мнению, лучшим воспитательным средством являлось рытьё ям для отхожих мест, по две на каждого члена экипажа. То, что на «Гусаре» имелась в наличии одна лопата, во внимание не принималось.
— Учитесь обходиться подручными средствами, — приговаривал лейтенант, прохаживаясь перед провинившимися. — Тяжело в ученье — легко в бою! А по требованиям нового Устава каждый солдат и матрос обязал владеть по меньшей мере пятью воинскими умениями, сиречь специальностями. Землекоп — одна их них.
— А зачем? — робко спросил седоусый сержант, как старший по званию среди артиллеристов вызвавший огонь на себя.
Давыдов нахмурился, сердито засопел, но пояснил подчинённому, по возрасту годящемуся в отцы:
— Отрабатываем высадку морского десанта и удержание плацдарма!
Пояснил, и тут же сорвал злость на прислушивавшемся к разговору лоцмане:
— А ты хуле уши греешь, заняться больше нечем?
— Я это…
— Рыбу приготовь, аспид!
— Слушаюсь, ваше благородие!
Лопата уткнулась во что-то твёрдое, заставив сержанта Антипенкова вполголоса выругаться. И без того уже спина трещит, а если попался камень, то ещё и его вытаскивать. Вон их шесть штук лежит на бруствере, один другого здоровее. Кстати, зачем отхожей яме брустверы? У лейтенанта лучше не спрашивать, а то может признать ошибку, и заставить копать заново по исправленному образцу.
Эх, всегда ты была тяжела, долюшка солдатская, а после реформ государя Павла Петровича, дай Бог ему здоровья, стала ещё тяжелее. Кормить, правда, стали лучше, тут ничего не скажешь, и денежное довольствие повышенное с полутора до двух с половиной рублей в год, уже не приходится тратить на покупку чая с сахаром. Всё казённое, да по четыре раза на дню. Хлеба белого по фунту, ржаного три… Сапоги, опять же, не на гнилой бумажной подошве — вороватые интенданты накрепко заучили, что в штрафном батальоне им без всякой войны жизни отмерено ровно до первой ночи. Один, по слухам, до утра протянул, но ему просто не повезло с командиром — остальные помилосерднее будут.
Да много чего случилось за последние полтора года, когда спокойная и размеренная служба велением императора сменилась бешеной круговертью постоянных учений, стрельб, обязательных для нижних чинов занятий по чтению, письму и началам арифметики. Сейчас попривыкли, но тогда создалось впечатление обрушившегося на землю неба. Чего только стоит отмена прежних чинов и введение новых… Даже немного обидно превратиться из обер-фейверкера в обычного армейского сержанта. Пусть приписанного к Пароходному флоту, что почти гвардия, но всё равно армейскому.
Стемнело давно, так что заканчивать яму приходится в темноте, а от стоянки заманчиво тянет жареной на углях белужиной. Оставят или сами всё сожрут? Да чтоб они лопнули — там на каждого чуть не по трети выйдет. И дёрнул же чёрт взять те гранаты, всё равно рыбина в сетку попала не с той стороны, с которой загоняли, и от взрывов только мелочь кверху брюхом всплыла. Но штука мощная, что ни говори, хотя на вид яблоко яблоком, и размерами куда как поменьше старых фитильных. Живи тут русалки — и они бы всплыли.
В русалок сержант Антипенков не верил, как и в домовых с лешими, потому прыгнувшего на него из темноты человека встретил не крестным знамением, а ударом железной лопаты.
— Тревога, братцы!
Нападавший (а как понимать иначе?) упал без звука, но шагах в десяти впереди послышался щелчок и вспыхнул порох на полке пистолета. Или ружья, один хрен не видно. Артиллерист упал на колени… промах… и тут же загрохотали выстрелы со всех сторон.
— Тревога! — повторил сержант, хотя вряд ли кто-то не сообразил.
На крик прилетели сразу две пули — первая выбила лопату, а вторая обожгла плечо. Вообще-то стреляло не меньше полудюжины и почти в упор… кривые руки из задницы растут? Ладно ещё, в этот момент сержант потянулся за отлетевшим в сторону оружием, то есть лопатой. А что, при умелом-то обращении… Палили на голос, и если бы не раскоряченная поза, то вырытую яму вполне можно было использовать как могилу. Когда, кстати, из неё выскочить успел?
На приткнувшемся к берегу «Гусаре» частые вспышки — у часового на винтовке ночезрительная труба академика Ломоносова, немного усовершенствованная сестрорецкими умельцами, и выбор целей затруднений не вызывает. К превеликому сожалению она в единственном числе, как труба, так и винтовка… Подразумевалось, что канонерка является прежде всего артиллерийским кораблём, потому экипаж вооружили устаревшими ружьями, носимыми скорее из привычки и как предмет экипировки. Но, тем не менее, и они затявкали в ответ. В ответ кому? Непонятно…