Е.И.В. Красная Гвардия
Шрифт:
— Знаю. Но всё равно выкопаю сам.
Артиллерист ушёл за лопатой, а лейтенант с вопросом взглянул на Белякова:
— Что же дальше?
— Воевать, — пожал плечами министр. — Или вы, Денис Васильевич, что-то иное умеете?
— И этому толком не научился, — со вздохом признался Давыдов.
— Какие ваши годы! — Александр Фёдорович решился разрядить мрачность последнего момента. — Поверьте, лет через тридцать памятники адмиралу Давыдову будут ставить на площадях каждого приличного приморского города. Правда,
— Скажете тоже.
— А что, не согласны?
— Так это когда будет-то!
— Желаете ускорить? Тогда вперёд, вас ждут великие дела, начинающиеся обычно с самой малости.
Хорошо сказал Александр Фёдорович, как есть хорошо! Прямо в корень зрит министр, будто не из купеческого звания происхождением, а родился сразу камергером с золотым ключом на мундире. Интересный человек… а вот обидится, если философом назвать? Пожалуй, что осерчает, как бы в ухо сгоряча не засветил.
Ну что, начинаем действовать? Будет считаться ракетный залп той малостью, с которой начинаются великие дела и славное будущее? Или уничтожение всех разбойником скопом не входит в список добродетелей, и их непременно нужно предать правосудию? С последующим повешением, разумеется.
— Александр Фёдорович, вы тут присмотрите, пока я распоряжусь насчёт приготовления к обстрелу?
— Разумеется, Денис Васильевич, — Беляков пожал плечами. — А кому тут ещё присматривать?
Действительно, больше и некому. Из экипажа «Гусара» осталось только четырнадцать человек, включая министра, и все они рассредоточились вокруг осаждаемого дома, беспокоящим огнём со сменных позиций создавая впечатление многочисленности. Тут хочешь не хочешь, а возьмёшь в руки винтовку, если собственная жизнь дорога.
— А вы за золотом пригляните! — крикнул Александр Фёдорович вдогонку лейтенанту. — И за механикусом!
— Хорошо! — издали откликнулся Давыдов.
Неизвестно, за что больше переживал сейчас министр — за оставленный практически без присмотра на канонерке ценный груз, или за жизнь тяжелораненого инженера-механика. Дмитрий Яковлевич Горбатов, которого заранее записали в покойники и не чаяли довезти до Астрахани, не только не помер, но даже, несмотря на все старания лекарей, пошёл на поправку. Не так быстро, чтобы начать ходить, но покидать «Гусара» категорически отказался. Лучше, говорил, среди своих подохнуть, чем эти клистирные трубки пиявками до смерти замучают.
Раны ему, кстати, всё тот же сержант Антипенков зашивал, и клятвенно заверял потом, что былое пристрастие Горбатого к горячительным напиткам и позволило случиться чуду — никакая зараза в проспиртованных кишках не приживалась. Шутник, однако… А сам больше полусуток штопал одурманенного настойкой опия механикуса, объясняя при этом:
— Насмотрелся я, как наши коновалы работают — один деревяшку в зубы даёт, другой киянкой по голове бьёт, а третий вовсе без ничего, прямо по живому режет. И всё больше оттяпать норовят. Чем обратно пришить. Ладно если руку али ногу, и без них обойтись можно, а ежели унутрях что? Ну, кишок-то, у человека много… аршин туда, аршин сюда… А вот взять печень. Как без неё?
Александр Фёдорович тоже не доверял медицине. Предпочитая болезни лечить баней и рассолом, потому умению старого артиллериста обрадовался, и, как оказалось, не прогадал. Допытываться о появлении столь необычных для простого солдата навыков не стал, но сделал в памяти заметку порасспросить при удобном случае. Хотя может быть и самоучкой… нет, не может! Это тебе не в часах ковыряться, как в своё время Кулибин начинал.
Да, обильна русская земля талантами. Кто мосты через Неву изобретает. Кто потаённые подводные лодки строит, кто с забора белыми флагами машет. А сергачи даже медведей учат с ружьём на плече ходить, да на караул брать. Потешные они, эти медведи.
Стоп! Какие такие белые флаги?
— Да мать их нехорошо два раза! — Александр Фёдорович взглянул из-под руки. — Вот только парламентёров мне и не хватало.
Точно, распахнулась калитка, выпуская троих. У первого в руках казацкая пика с привязанной за рукава рубахой с кружевным воротником, второй в охотничий рожок дудит, а третий, который с застывшей каменной мордой, пустой. Главный? Служил раньше кто из них, раз подобие правильного ритуала изображают, или начитались французских рыцарских романов? Извиняйте, господа, но шёлковые шатры для приёма столь важных гостей случайным образом оставлены дома. Ах, какая некуртуазность…
— И вообще я человек нелюдимый, особенно по пятницам, — пробормотал Беляков, поймав в прицел переносицу идущего чуть сзади и справа старшего переговорщика.
Выстрел. Отдача мягко толкнула в плечо, а вдалеке плеснуло красным. Разглядывать некогда… оттянуть затвор… дымящаяся гильза падает в траву… зарядить…
— Бля, сегодня суббота! — Александр Фёдорович выругался и положил пулю точно в грудь ничего не сообразившему знаменосцу. — Хрен с вами, будем считать, что я гостей каждый день ненавижу.
Убегающего трубача министр свалил уже в спину, когда тот колотился в запертую калитку. Она открылась слишком поздно. Или вовремя, это как посмотреть — привратник остался лежать там же.
— Ну вот, кончились…
Беляков высказал столь неподдельное огорчение, что прибежавший на выстрелы Денис Давыдов. Судорожно глотая воздух пересохшим ртом, обеспокоенно спросил:
— Патроны кончились?
— Нет, парламентёры. Кстати, Денис Васильевич, я не слышал стука конских копыт, а добраться на своих двоих за столь короткое время… Признайтесь, лейтенант, вы умеете летать?